– Где сеньор? – спросил он о Гутиерре. Язык ворочался с трудом – по-видимому, кто-то подсыпал ему какой-то гадости в виски. Но кто? И для чего?
Девочка ответила Рэнсому по-испански, что сеньор Гутиерре еще спит. Может быть, сеньор желает чего-нибудь?
Но Рэнсом уже не услышал ее. Зачем его усыпили? Как для чего, идиот! Он взлетел по лестнице в одно мгновение. Красивая богатая женщина, одна в комнате. Господи, только бы с ней ничего не случилось! Он бросился к двери. Она была заперта.
– Мэдди! – закричал он что было сил, колотя в дверь. – Мэдди, Мэдди…
Он услышал, как она вскрикнула и встала с постели. Она жива, жива!!!
Полусонная и ничего не понимающая, Мадлен отворила ему дверь.
– Мэдди! – Он изо всех сил сжал ее в своих объятиях – теплую, милую.
– Что, что такое? – Перепуганная, она крепко прижалась к нему.
– Господи, ты жива, Мэдди, – повторял Рэнсом, не выпуская ее из рук.
– Рэнсом, что, наконец, происходит? Объясни толком, я ничего не понимаю.
Он все еще крепко держал ее, словно желая окончательно удостовериться в том, что она цела и невредима.
– Я подумал… А, черт, Мэдди! Уже не знаю, что я там подумал, но…
– Ты не знаешь, что ты подумал?! Как это понимать, Рэнсом? Что происходит?
– Я… не уверен… – пролепетал он.
– Что-нибудь не так?
– Гм… Прости, я не совсем уверен… – Кажется, он выглядел довольно глупо.
– Не совсем уверен? Ты спятил? Напугал меня до смерти…
Рэнсом опустил голову и пробормотал себе под нос:
– Прости меня.
– Простить? – Мадлен не знала, что сказать. Ее тонкий халатик едва скрывал очертания прекрасного тела. Она устало опустилась на кровать. – Простить тебя, – снова повторила она машинально. – На этот раз ты, похоже, сломал мне пару ребер своим дурацким револьвером…
Глянув вниз, Рэнсом увидел кобуру – верно, он совсем забыло ней. Мадлен, наверное, было очень больно… Надо, в конце концов, научиться держать себя в руках! Рэнсом с виноватым видом посмотрел на Мадлен и произнес:
– Понимаешь, такая ужасная ночь, и…
– Господи, да меня едва удар не хватил! – воскликнула Мадлен.
– Постараюсь, чтобы больше такого не повторилось, – промямлил Рэнсом, и вдруг его пронзила догадка: Мигель!
Он бросился из комнаты. Мадлен стремительно последовала за ним. Они остановились у двери Мигеля.
– Послушай, что, наконец, происходит? – недоумевала Мадлен.
– Кто-то подсыпал мне снотворного вчера вечером, – коротко объяснил ей Рэнсом и заколотил в дверь, крича: – Мигель! Ты здесь? Открывай!
– Что?! – Глаза Мадлен расширились от изумления.
– Я подумал сначала, что это мог сделать кто-то, собиравшийся напасть на тебя.
– Так поэтому ты…
– Отойди-ка! – Рэнсом высадил дверь и вбежал в комнату Мигеля.
Мадлен вошла следом.
В комнате никого не было. Постель так и стояла нетронутой со вчерашнего вечера. Мигель и его вещи исчезли, только на постели валялся какой-то листок бумаги. Рэнсом взял его в руки – это была коротенькая записка.
– Что там? Куда подевался Мигель? – Мадлен ничего не понимала.
Рэнсом с грустью посмотрел на нее и протянул записку.
– Мигель сбежал. И украл нашу машину.
Рэнсом чувствовал себя так плохо, что даже не в силах был притворяться храбрым. Он, спотыкаясь, прошел в ванную и опустился на колени. Его тошнило. В мутном полузабытьи он слышал за дверью голос Мадлен – она пыталась успокоить обитателей гостиницы, разбуженных утренним шумом.
Рэнсом смог наконец поднять голову. Из ниоткуда появилась смоченная холодной водой махровая тряпка. Он почувствовал прикосновение мягкой ткани у себя на лице. Потом ее убрали, и он увидел Мадлен. Она опустилась на колени рядом с ним, милые черты ее лица были искажены тревогой.
– Что же такое он тебе подсыпал? – спросила она, убирая волосы с его лба.
– Какие-нибудь снотворные таблетки или транквилизаторы, – с трудом ответил он. – Скорее всего украл у сеньоры Веракрус…
– Наверное, доза оказалась слишком большой.
– Меня всегда тошнит от этой гадости. – Рэнсом закрыл глаза.
Мадлен снова провела влажной тряпкой по его лицу и шее.
– Зачем он это сделал?
– Чтобы быть уверенным, что я не проснусь! – с раздражением ответил Рэнсом.
– Нет, я имею в виду, зачем ему понадобилось угонять машину?
– Ну, наверное, понял, что наконец-то предоставляется хорошая возможность, – пробормотал Рэнсом сквозь зубы.
– Какая возможность? – удивилась Мадлен.
– Я должен был догадаться! Он вел себя очень странно вчера вечером. Я должен…
– Да перестань, – оборвала его Мадлен. – Не можешь же ты всегда предвидеть поступки других.
– И все же…
– Не бери на себя постоянно ответственность. Расслабься, успокойся…
– Кто бы говорил… – Рэнсом устало посмотрел на нее и сказал уже более серьезным тоном: – Думаю, Мигель понял, что это был шанс уехать из Монтедоры, имея с собой деньги. Наверное, он заранее разработал план, как перевезет машину за границу, продаст, выручит нужную сумму и начнет новую жизнь где-нибудь в Штатах или в Канаде.
– И бросит свою семью? Ты же говорил, что он единственная их опора.
– Именно поэтому он и ждал до сих пор. Если бы хотел бежать один, сделал бы это уже давным-давно. Ему нужно было какое-то время, чтобы заработать денег, которых бы хватило на всех, да и машина стоит очень дорого. Я уверен, он заранее условился с семьей о встрече. Именно поэтому нам и пришлось ждать его вчера так долго, пока он ходил повидаться с семьей. Как только он узнал, что ему придется ехать куда-то далеко и в машине будем лишь мы с тобой, Мигель понял, что наступил его час. Поэтому и побежал быстрее домой, предупредить, чтобы они успели собраться.
– Но… Мне казалось, он привязан к тебе… – с грустью сказала Мадлен, все еще не до конца пришедшая в себя после случившегося. Она снова выжала мокрую тряпку.
Рэнсом взял ее у нее:
– Так и есть. Он сказал мне об этом вчера ночью, – и он приложил мокрую тряпку к затылку. – Черт побери, конечно, я не оправдываю воровство, но… Сама подумай, что бы его здесь ожидало? Он ведь всего несколько дней назад сказал: если в следующий раз кто-то вздумает стрелять в Веракруса и нечаянно промахнется… Его бы убили ни за что! Могу поспорить: Мигель решил смотаться в тот момент, когда узнал о теракте, который планировался Фронтом национального освобождения.
– Даже если бы он и остался жив, – подхватила Мадлен, – то рано или поздно первой леди понадобилась бы другая игрушка – другой юный мальчик, и тогда Веракрус жестоко наказал бы его за то, что он спал с его женой…
– А спать с ней он был вынужден – иначе как удержался бы на этой работе, лучшей из всего, что он мог тут иметь?
