Надин радостно улыбнулась.
А Тори продолжала ее уговаривать:
— У тебя красивая фигура, ты молодая, хорошенькая. И к тому же знаешь, как ублажить мужчину в постели, если ты понимаешь, о чем я говорю.
— Конечно, я понимаю.
Тори приходилось соблюдать крайнюю осторожность, чтобы отговорить девушку от ее жестокого намерения.
— Этот мужчина полностью твой, Надин. И у тебя нет никаких оснований для того, чтобы убивать меня, — мягко добавила она.
Девушка нахмурилась:
— Ты тоже считаешь меня глупой коровой, да?
— Нет, я так не считаю, — дружелюбно проговорила Тори.
— Значит, жалеешь. Я вижу это в твоих глазах. Слышу в твоем голосе. Я не люблю, когда меня жалеют. Боюсь, мне все-таки придется застрелить тебя.
В ту же секунду Митчелл бросился к Тори и заслонил ее своим телом.
— Нет! — закричала Надин, не выпуская, однако, оружия. — Почему? — спросила она Митчелла.
— Потому что я люблю ее.
— Ты любишь меня. Он покачал головой.
— Ты милый ребенок, Надин, и тебе нужна помощь. Помощь, которую я могу тебе оказать. Отложи-ка эту игрушку в сторону, и мы подумаем вместе, как можно тебе помочь.
— Я не хочу ничьей помощи, — вызывающе сказала она.
В этот момент чья-то рука вдруг выхватила револьвер из рук Надин.
— Боюсь, то, чего вы хотите, и то, что вы собираетесь сделать, совершенно разные вещи, юная леди, — сказала Элис Фрэйзер.
Роджер и Сильвия Форбс обратились в бегство, но в дверях застыл разъяренный Маккламфа.
— Никто не двинется с места до тех пор, пока Маккламфа не даст на это своего разрешения, — скомандовал он и, переведя взгляд на Митчелла, ухмыльнулся: — Разумеется, за исключением вас, милорд.
— Надо же, все наши усилия оказались напрасными, — причитала Сильвия, когда полиция уводила ее из часовни.
— Похоже на то, старушка, — вторил ей Роджер, шагая за ней со связанными за спиной руками.
— Надеюсь, Надин получит профессиональную помощь, — сказала Тори, когда полиция увела преступников под бдительным присмотром Элис и Маккламфы.
— Я думаю, им всем троим нужна профессиональная помощь, — заметил Митчелл. Потом оглянулся на часовню и вздохнул: — Надо же! Все наши усилия оказались напрасными.
— Я не считаю, что наши труды пропали даром, — с неожиданным оптимизмом сказала Тори. — Шкатулка сама по себе представляет ценность — это красивая старинная вещь.
— Ах! — Его тон свидетельствовал если не об огорчении, то, во всяком случае, об унынии. — Еще одна фамильная ценность, продав которую мы сможем залатать протекающую крышу замка и отремонтировать несколько служебных помещений.
Он повернулся к ней спиной и отошел от часовни. Тори последовала за ним и села рядом на большой каменный валун.
Дождь закончился, и небо прояснилось. Теперь на нем не было видно ни облачка. Природа наконец смилостивилась и решила подарить им чудесный вечер.
— Я бы с радостью помогла тебе, — сказала, помолчав, Тори. Она хотела предложить ему деньги, но не знала, как подойти к этому деликатному вопросу, чтобы не задеть его дурацкую мужскую гордость.
Митчелл смотрел на обманчиво тихие воды пролива.
— Ты и так уже достаточно мне помогла. Наконец Тори решилась.
— Помнишь костюмированный бал в Сторм-Пойнте? Он рассмеялся, но в смехе его чувствовалась горечь.
— Помню.
Помолчав, она вздохнула и сказала:
— В тот вечер на мне был рубиновый гарнитур.
— Большинство твоих гостей только и говорили, что о твоих драгоценностях. Я слышал, как миссис Ван Аллен сообщила мисс Олбрайт, что эти рубины пролежали в банке все десять лет после смерти твоей матери.
«Спасибо вам, миссис Ван Аллен, — мысленно поблагодарила Тори. — Сами того не зная, вы необычайно помогли мне».
— Кстати, это правда. Рубины действительно пролежали в банке без всякой пользы больше десяти лет, собирая там пыль.
— Зачем ты говоришь мне это, Тори?
— Я хотела бы подарить эти рубины жителям острова Сторм.
— Спасибо, конечно, но вряд ли эти игрушки смогут пригодиться фермерам и рыбакам.
— Я сказала это не в буквальном смысле. Естественно, я не собираюсь раздавать им камни, — поспешила объяснить Тори.
Он молчал, ожидая дальнейших пояснений.
— Мы могли бы продать камни. Например, на аукционе Сотби. А деньги употребить на починку старых жилищ. Я думаю, следует начать с дома Старого Неда. Мне показалось, что в углу, над камином, у него протекает крыша. Во всяком случае, он подставил там кастрюлю на случай дождя.
Митчелл встал и потянулся.
— Оставь свои рубины себе, Тори, — сказал он. В голосе его слышалось сожаление.
— Почему ты не разрешаешь мне помочь тебе? Он взглянул на нее:
— Стормы никогда не принимали подаяний, и я не хочу стать первым, кто нарушит эту традицию.
— Но это не будет подаянием. Ты просто вернешь то, что когда-то принадлежало тебе.
— Я не хочу ничего, что когда-то принадлежало мне. Не таким образом. И не от тебя.
Она встала и посмотрела ему в лицо:
— Вы упрямый осел, Митчелл Сторм.
Горькая усмешка тронула уголки его рта.
— С этим ничего не поделаешь. Ведь моя родина — остров Сторм. Все, кто возглавлял клан Стормов, были неисправимыми упрямцами.
— Черт! — пробормотала она сквозь зубы.
Он пожал плечами, вернулся в часовню и подошел к развороченной стене.
— Ну, по крайней мере мы раскрыли тайну и положили конец слухам о спрятанных на острове сокровищах, — сказал он.
— Красивая шкатулка, — заметила Тори. — Она тяжелая?
Митчелл с легкостью поднял ее.
— Не особенно.
— Можно я взгляну на нее?
— Конечно.
— Как ты думаешь, леди Виктория не будет возражать, если мы поставим ее на крышку гробницы?
— Я думаю, ей все равно.
Митчелл поставил шкатулку на крышку каменной гробницы возле окна. Солнечный свет хорошо освещал ее, и Тори могла как следует рассмотреть украшавшую ее гравировку.
— Какая искусная работа! — прошептала она.
— Да, — согласился Митчелл.
— Посмотри, чего здесь только нет! И огромные города, возвышающиеся посреди пустынь, и великолепные дворцы — по-моему, это ранний венецианский стиль, — и шотландские горы. Здесь есть даже эпизод, повторяющий один из витражей.
— Где?
— Вот, видишь, леди Виктория поднимается по лестнице, а наверху ее ждут ангелы.
— Но шкатулка, наверное, была изготовлена значительно раньше, чем леди Виктория заказала витражи для часовни. Как ты думаешь?
У Тори опять появилось предчувствие, что сейчас она сделает открытие.
— Я думаю, мы можем предположить, что она тщательно изучила картины, изображенные на этой шкатулке, прежде чем замуровать ее в стене. Наверное, сцена восхождения на небо настолько понравилась ей, что она решила изобразить ее на одном из витражей своей часовни.
