– Макнаб? Это Даллас. Я заканчиваю.
– Ну и заканчивайте. Я сейчас оформляю для вас ордер на допуск ко всем документам фирмы «Только для вас». Дождитесь меня. Может, я успею позавтракать?
– Не успеешь. Ты должен быть здесь через минуту после получения ордера. – Она услышала его вздох и не удержалась: – Макнаб, как тебе лечебная маска для лица?
– Великолепно! Мои щеки стали румяными, как задница младенца. А кроме того, я видел Пибоди голой! Впечатляющее зрелище. Она пыталась закутаться в зеленый балахон, но я успел все разглядеть.
– Выбрось это из головы и будь готов к работе на компьютере.
– Я могу одновременно думать об этих двух вещах.
Ева, конечно, могла заткнуть ему глотку приказом, но ей не хотелось проиграть эту словесную схватку в ироничном тоне.
– Время вышло, – пробормотала она в трубку и отправилась на допрос.
Возобновив запись, она молча уставилась на Руди: иногда молчание действует сильнее, чем гром армейских барабанов.
– Мой клиент хочет сделать заявление, – сообщил адвокат.
– Мы здесь именно для этого и собрались. Так что вы хотите сказать, Руди?
– Брент Голловей действительно выкачивал деньги из моей компании. Я старался изо всех сил защитить своих клиентов, но он шантажировал меня, и частью его требований были регулярные сеансы в салоне и организация встреч с клиентками. По моему мнению, он обладал тяжелым и раздражительным характером, но не представлял опасности для женщин, с которыми встречался.
– Вы заявляете это как профессионал?
Руди пожал плечами:
– Мы всегда советовали нашим клиентам встречаться с партнерами в публичных местах. Если кто-то соглашался встречаться с ним приватно, это было его личное дело. Все клиенты подписывали соответствующую бумагу.
– Итак, вы считаете, что это поможет вам прикрыть свою задницу, вежливо говоря. А я абсолютно уверена, что у судей будет прямо противоположное мнение. Но давайте вернемся к нашим баранам. Что у него было на вас?
– Это не имеет отношения к делу.
– Имеет. И даже очень.
– Это касается моей личной жизни.
– Это касается четырех убийств, Руди. Но, если вы не хотите мне рассказать об этом, я вернусь, и спрошу вашу сестру. – Она сделала вид, что собирается встать, но Руди схватил ее за руку.
– Оставьте ее в покое! Она очень ранимая…
– Один из вас расскажет мне об этом. Ваш выбор, Руди.
Его пальцы больно сжали ей руку, прежде чем он осознал это и отпустил ее.
– У нас с Пайпер особые отношения. Мы близнецы. Мы очень тесно связаны друг с другом. – Он опустил глаза. – Мы близки…
– Вы с сестрой находитесь в сексуальных отношениях?
– Не вам судить об этом! Я не призываю вас понять, как много нас связывает, никто не сможет этого понять. Я знаю: то, что существует между нами, строго не является противозаконным, но общество это осуждает.
– «Кровосмесительство» – не слишком приятное слово, Руди.
Образ отца, его красное от натуги лицо, глаза, в которых горел огонь похоти, – все это вдруг взорвалось в сознании Евы. Она изо всех сил сжала под столом кулаки, стараясь прогнать жуткое видение и порождаемую им слабость.
– Большую часть нашей жизни мы старались не поддаваться страстной привязанности друг к другу, изгнать ее из своих сердец. Мы пытались быть с другими людьми, жить разными жизнями. И мы были несчастливы. Как вы полагаете, это справедливо – быть несчастным, потому что люди считают твою жизнь неправильной?
– Мое мнение не имеет значения. Как Голловей узнал об этом?
– Это было в Индии. Мы с Пайпер ездили туда отдыхать. Мы всегда были очень осторожны, поскольку понимали, что потеряем клиентов, если это станет известно. Мы уезжали туда, где могли хотя бы короткое время быть вместе не скрываясь, быть вместе, как другие пары. Там мы встретили Голловея. Он не знал нас, мы не знали его. Мы путешествовали под другими фамилиями.
Руди взял стакан с водой и жадно сделал несколько глотков.
– Спустя пару месяцев он пришел к нам в салон. Это… судьба. Я сначала даже не узнал его. Но после проверки, когда вся его подноготная выяснилась, и мы отказали ему, он напомнил нам, где мы встречались.
Руди смотрел в стакан с водой, перекатывая его в ладонях.
– Он очень четко объяснил нам, что ему нужно и как все это организовать. Пайпер была просто раздавлена. Мы оба искренне верили в необходимость нашего дела, ведь мы помогали людям найти друг друга, обрести то, что обрели друг в друге мы.
– Ваша приверженность делу приносила вам неплохую прибыль, – заметила Ева.
– Зарабатывать деньги, помогая людям, – в этом нет ничего плохого. Вы живете в достатке, лейтенант. Это ведь не делает ваш брак хуже?
Ей было что сказать на эту тему, но она лишь подняла бровь и бросила:
– Давайте поговорим о вас и ваших делах с Голловеем.
– Я попытался бороться с ним. Но Пайпер этого делать не могла. Он старался застать ее одну, запугивал. Он даже попытался принудить ее к… – Руди поднял глаза – в них полыхал гнев. – Он хотел ее! Люди его типа всегда хотят того, что им не принадлежит. Но мы беспрекословно платили ему. Мы делали все, что он требовал. Молчали, даже если ему удавалось застать ее одну, и он пытался схватить ее.
– Вы, должно быть, ненавидели его за это.
– Да, да! Я ненавидел его за это. Я ненавидел его за все, но особенно за это.
– Достаточно сильно, чтобы убить его, Руди?
– Да, – сказал он, прежде чем адвокат успел его остановить. – Хватит. Я убил его.
ГЛАВА 14
– У нас нет достаточных доказательств для предъявления обвинения.
Ева знала это. Черт возьми, она отлично понимала это, но все равно собиралась попытаться убедить помощника прокурора.
– У него были средства, была возможность и, черт побери, у него был мотив преступления. У него была возможность проникнуть в дома всех четырех жертв, – быстро продолжила она, прежде чем помощник прокурора Карла Роллинс успела что-нибудь возразить. – Он знал каждого из них.
– У нас нет даже серьезных косвенных улик против него.
Карла Роллинс чувствовала себя очень уверенно, несмотря на то, что ее рост не превышал полутора метров вместе с каблуками-небоскребами, которые она обычно носила. У нее были раскосые глаза цвета черной смородины, которые весьма экзотически смотрелись на круглом лице. Она была вся какая-то мягкая и гладкая, со стройной фигурой и идеально подстриженными темно-каштановыми волосами, каждый локон которых заканчивался точно на дюйм выше плеч.
Роллинс вела себя со следователями, как опытная классная дама с неразумными детьми, и обладала железным характером. Она любила побеждать, а в деле Гоффмана она не видела для себя такой возможности.
– Вы хотите, чтобы я спеленала его в ту минуту, когда он схватит за горло следующую жертву? – нахмурилась Ева.
– Было бы неплохо, – ровным голосом сказала Роллинс. – Но также подойдет и чистосердечное признание.
Ева мерила шагами кабинет Уитни.
– Какое «чистосердечное признание», когда мы уже раскололи его! Я прекрасно понимаю, что в данной ситуации его слова не имеют юридической силы.
– Таким образом, ему можно предъявить только склонение сестры к сожительству, – тихим, вкрадчивым голосом сказала Роллинс. – Может быть, нам удастся привязать к нему противозаконное нелицензированное предпринимательство, так как, зная о грехах Голловея, он продолжал предоставлять ему услуги. Но это тоже сомнительно. Я не могу выдвинуть против него обвинение в убийстве, Даллас, пока вы не предоставите прямых улик или чистосердечного признания.
– Мне необходимо, чтобы он оставался под стражей.
– Его адвокат обратился с протестом по поводу состояния здоровья подозреваемого. Мы больше не имеем права держать его под стражей. Вы можете снова задержать его завтра по истечении положенных законом двенадцати часов.
– Я хочу, чтобы ему надели «браслет безопасности».
