Джон согласился. Перед глазами Джона маячили долларовые банкноты. Джон был убежден, что она покорит Америку – как когда-то Америка была покорена изобретением нарезанного ломтями хлеба. Джон отправился с ней и кучей друзей в Мексику и, наконец-то, на ней женился. Только сейчас она знала, что это уже не по любви. Звалось это по-другому: защитой инвестиций.
О да, в Лос-Анджелесе повзрослела. Из рассеянной глупышки она превратилась в разочарованную, верткую, жесткую сумасбродку.
Лос-Анджелес был забит до отказа. Хорошенькими. Красивыми. Экзотичными. Эротичными. Ногами. Сиськами. Задницами. Чего только не захочешь – все там было.
Успехом в Америке Маффин не пользовалась. Петь не могла. Играть не могла. Танцевать не хотела. Масса денег ушла на уроки. И все равно она по-прежнему не могла ни петь, ни играть, ни танцевать.
Когда деньги стали иссякать, она предложила вернуться в Лондон.
– Ты что, смеешься? – спросил Джон в полнейшем изумлении. – Мы не можем туда вернуться неудачниками. Наверное, ТЫ и сможешь, а вот Я точно нет. Ничего, все еще у тебя получится, надо только продержаться.
Продержаться – это для Джона значило продолжать и дальше жить в этом доме. И каким-то образом вносить квартплату. В конце концов он предложил, чтобы она снялась на развороты для порножурналов..
– Только разик-другой, и пойдут деньги.
Она просто и не понимала, во что дает себя втянуть. В первый раз фотографировал ее сам Джон. Он накачал ее здорово перед этим, и для нее все это было как во мраке. Когда она раздвигала ноги, она делала это для него, а не для объектива камеры – в промежутках он занимался с нею любовью, – и она не понимала, во что влипла, пока не увидела фотографии… Теперь уж точно в Уимблдон не попасть. Она вся раскраснелась от стыда, когда подумала, что ее отец, возможно, увидит эти снимки. О Боже! Джон мерзавец. Она наконец-то поняла, почему его первая жена так его всегда называла.
Вот тебе и американская мечта! Раздвинь ноги, и я покажу ее тебе.
Фотограф перезарядил аппарат и был готов продолжать съемки.
– Ну, поехали, девонька, – быстро проговорил он, поглядывая на часы. – Мне еще две съемки сегодня предстоят. Раскрой-ка свои жемчужные воротца.
– Убери руку, хихикая, говорила девица с рубленым британским акцентом. – Мне больно!
Джон повиновался, убрал руку с ее бедра.
– У меня нога онемела, – пожаловалась она, поднимая ногу и тряся ею. – Ой, колет, словно иголками.
Голые, они лежали в обнимку на полу ее гримерной, устроенной в автофургоне. Джон и Дайна Бисон – британская киноактриса, снявшаяся уже в двух фильмах и с целой очередью продюсеров, пытающихся заполучить ее.
Ей было двадцать восемь. Дама секс-символ. Длинные темные кудри, кошачьи глаза, сочный рот. Она была в Голливуде уже восемь месяцев и снискала себе репутацию недотроги, которую трудно было уложить с собой в кровать. Многие пытались. Большинству ничего не удалось.
Джону же, с его младенческим шармом, понадобилось семь дней.
Дайна страстно ласкала его поникший пенис.
– У нас есть еще десять минут, а потом они будут ломиться в дверь, – сказала она.
Десять минут. Ну, давай же, дурак, поднимайся. Не упусти шанса.
Он взобрался на Дайну и начал целовать ее набухшие соски.
Она счастливо вздохнула. Она была очень красивой девицей. Он подумал о Маффин. О тех фотографиях, что он делал. Каким-то чудесным образом появилась эрекция, и оседлав мисс Бисон, он дал ей то, чего она хотела.
Она смеялась. Она стонала. Потом кончила.
Встала с пола и посмотрела в зеркало, проверить, как выглядит. Причесала свои роскошные темные волосы, накинула банный халат поверх голого тела. Послала ему воздушный поцелуй.
– Когда они станут стучать, скажи им, что я отправилась гримироваться, хорошо, радость моя?
Ответа она дожидаться не стала. Просто ушла. Очень независимая леди, эта мисс Бисон. Очень удачливая. С нужным мужиком, который при ней…
Джон поднялся и уставился в зеркало на свое костлявое тело. Никаких мускулов. Кости отовсюду выступают. И все же, когда захочет, он всегда может трахнуть.
Дайна оставила отметины. Две глубокие царапины поперек грудной клетки. Но это не имело значения. Маффин не заметит. Она больше ничего не замечала, она всегда теперь накаченная. О Боже! С неким проблеском вины он вспомнил, что обещал достать ей сигаретку с травкой перед очередной фотосъемкой. О черт. Она обалдеет от этого и будет еще более плаксивой, чем обычно. Что случилось с той Мафф, которую он знал? Что стало с той приятной малышкой?
Голливуд. Вот, что случилось. И все говно, с ним связанное, что ударило ей в голову. Если бы только она послушала его. Он бы СМОГ сделать ее звездой.
Теперь уж слишком поздно. Позирует своим влагалищем. Боже! Она и в самом деле все упустила. Джон предпочел забыть при этом, что это была ЕГО ИДЕЯ для начала-то.
Дабы было чем платить за тот сраный дворец, который Джексон ему навязал. Хер с ним, с Джексоном. И хер с ними, с его накачавшимися друзьями.
Джон медленно одевался. Он знал, что ему надо избавиться от Маффин, пока она не утянет его за собой вниз. Если б он только не женился на ней… как легко было бы… когда он только научится чему-нибудь?
Если б он только мог сейчас съехаться с Дайан. Быстренько развестись. У нее хороший дом на берегу океана, простой, но удобный. Не такой дом, в котором должна была бы жить будущая звезда. Он вскоре это изменит.
Это было умным шагом с его стороны – воспользоваться некоторыми из связей в Англии. Пожилые дамы – редакторши фотоотделов – были более чем довольны дать ему заказы на съемки. И одна из них захотела, чтобы он снял Дайану на обложку.
Телефонный звонок. Дайана соглашается. И вот теперь уже целую неделю он занят съемками.
Как только он ее увидел, он понял, что она станет его пропуском к лучшим временам. Тщательно, подспудно он строил планы обладания ею.
Семь дней было неплохо для девицы, которую, как поговаривали, заполучить было очень трудно. Вовсе неплохо. А вот если б сейчас он смог определиться, что ему делать дальше с Маффин…
Клео была в возбуждении. Впервые за многие месяцы ей было чего ждать с нетерпением. Тайна, раскрытая Бу-чем, – о том, что у него тринадцатилетняя дочь, – сначала напугала ее, но теперь – неожиданно, необъяснимо – она была от этого в восторге.
Когда Буч уехал в аэропот, она стала прибираться по дому. Дом был в жутком состоянии – уборка никогда не была их особой заботой. В комнате, в которой будет жить Винни, были только кровать и комод. Еще не поздно все это подукрасить немного. Поддаваясь импульсу, Клео рванула к машине и помчалась в Беверли-Хиллз. Она сразу же направилась к Робинсону, в отдел постельного белья, и выбрала там простыни в красную полоску и такой же расцветки покрывало с кружевами. По пути обратно она заглянула еще в отдел игрушек и купила плюшевую собаку Снупи. Маленькие девочки никогда не бывают слишком взрослы для Снупи.
