— Роберт, у меня вопрос и…это касается Тайлера, — я опускаю в нерешительности глаза вниз, не в силах смотреть на него прямо, — почему он рискует так собой? Я много думала, но…не может же дело быть только…
— В том, что ты интересуешь моего сына, как женщина? — заканчивает за меня он, потягиваясь и выравнивая спину в кресле. Так просто. Господи, мне бы такую решительность.
Я чувствую, как заливаюсь краской до кончиков ушей и щеки начинают гореть, а дыхание учащается. В смущении я заламываю пальцы. Как же невозмутимо это прозвучало! Но он прав, это меня тоже тревожит.
— Ну да, — я кладу ноутбук на колени и нервно сцепляю пальцы в замок, — но ведь это не причина, чтобы так рисковать собой.
— Ты думаешь? Разве мужчины не совершают безумства, необдуманные и отчаянные поступки ради женщин? Или ты считаешь, поработав с Райтом, что вы недостойны этого?
— Не знаю… — я неуверенно мотаю головой, — я уже ни во что не верю. Но в вашем случае вам виднее и я тоже хочу знать, что за всем этим стоит.
— Лично у меня на Райтов свои планы. Их этот бизнес… моя жена, как и ты, работала на Райта-старшего. Свой бизнес я только начинал и был почти всё время в офисе. Она тоже погашала наш кредит, но он хотел от неё большего и она оставила нас ради него. Тай остался один, совсем еще мальчишкой… Но, и с ним она не была счастлива. Его сынок точно такой же. Райт-старший отнял у меня самое дорогое — мою семью и я поклялся, что не успокоюсь, пока эта гнида не сгниет в собственном дерьме.
О Господи. У меня перехватывает дыхание, горло сдавливает как удавкой и я закрываю ладонями лицо от гнетущей правды. Так вот в чем дело. И они… они тоже пострадали не меньше меня. Сколько же женщин и семей от их рук пострадало? И сколько это еще будет длиться? Сколько новых судеб будет искалечено?
И мое воображение снова начинает представлять жуткую картину искалеченного, а может и вовсе лишенного полноценной семьи и счастливого детства мальчишки. Мне жаль Роберта и Тайлера. И они так же, как и я, хотят мести. Но знают ли они то, что известно мне? Может это и есть тот шанс, который я ищу?
— Роберт, а насколько далеко вы готовы пойти ради своей мести? — сделав глубокий очищающий вдох, решительно задаю вопрос, понимая, что готов он на многие вещи, если был лишен самого дорогого.
— У тебя что-то есть на Райта? — на его лице мелькает настороженность и заинтересованность.
— А жучки? — я с опаской осматриваюсь по сторонам, визуально проверяя безопасность обстановки.
— Всё нормально, охрана всё проверила. Говори.
— Когда к вам пришёл груз с документами на предъявителя, я вспомнила, что это где-то уже мелькало в моей работе. И потом я вспомнила. Документы о бизнесе Райтов, они все на предъявителя. Они еще значатся таким умным названием Геншта, Анш…
— Анштальт? — Роберт удивленно вскидывает брови вверх, перебивая меня.
— Да, да. Точно. Анштальт, — согласно киваю головой.
— Это интересно. Надо разбудить Тая детка. А что еще такого ты знаешь?
— Больше ничего. Но меня интересует хоть какая-то информация о доме моих родителей. Что с ним и в каком он состоянии.
— Это мы можем попробовать узнать. Но нужен Тай, только через его людей нам сейчас реально что-то узнать. Значит так, я иду за сыном, а ты на кухню за завтраком и кофе. Остальное обсудим в столовой, — с этими словами он резко встает и помогает мне подняться.
Мне неловко при Тайлере, ведь я избегала его после пикника почти неделю, но я чувствую себя уже немного увереннее, зная и их историю. И теперь все кусочки пазла становятся на место — они хотят того же, что и я и терять им нечего.
— Так что такое анштальт? — нетерпеливо спрашиваю уже у Тайлера, смотря ему прямо в глаза и понимая, что так решительно я на него смотрю впервые. Впервые за последние месяцы я живая и заинтересованная. У меня есть цель, четкая и ясная.
— Анштальт, это очень специфическая, даже можно сказать уникальная форма организации бизнеса, представляющая собой гибрид классической компании с ограниченной ответственностью и частного фонда. Она не выпускает акций. Права и обязанности в Анштальте разделены между Учредителем и Бенефициарами. Райт похоже это использует как накопления и инвестиции, ну а так же все активы передаются по наследственности. Если простым языком, то тот кто держит в руках эти бумаги по факту обладатель этого бизнеса. Но как в это дело влезть? Анштальт практикуют только несколько стран Европы и довольно закрытых.
Неужели никак нельзя влезть в его систему. Я же там была. Я отпиваю глоток кофе и напряженно пытаюсь вспомнить все, что могу с аукционов. Контракты. Точно. Может это может что-то дать?
— Я подписывала контракты на покупку девушек, как представитель Райта.
— Да, но твоя электронная подпись может быть заблокирована и большой вопрос, являешься ли ты сейчас совладельцем этой гнили, — Роберт переводит свой озадаченный взгляд на Тайлера, — проверишь это?
— Да. Мы должны просчитать каждый шаг. Любая оплошность здесь может иметь катастрофические последствия. Но если бумаги действительно на предъявителя, то в теории ее можно поставить туда как Бенефициара* (совладельца-прим. автора) или даже как доверенное лицо Учредителя.
После завтрака я снова возвращаюсь в кабинет за ноутбуком и работаю дальше над информацией по лотам. Я стараюсь полностью уйти в работу, но после сегодняшнего обсуждения за завтраком мне очень сложно переключиться и не думать действительно о том, что меня беспокоит. Но я стараюсь хоть что-то делать. Они так много уже сделали для меня, что это наименьшее, что я могу сделать для них. Но время тянется и тянется, кажется, каждая минута уходит на часах со скоростью улитки в ожидании хоть какого-то продвижения. И мне остается только ждать, погружаясь в информацию о предметах искусства, приготовленных на выставку.
Уже после обеда горничная просит меня спуститься к Роберту в кабинет. Я срываюсь с места и, чуть не сбив горничную с ног, почти бегом преодолеваю коридор и лестницу на первый этаж. Забыв даже постучать, так без стука и влетаю в кабинет, учащенно дыша.
— Алекс, смотри, — он разворачивает ко мне экран ноутбука, увеличив изображение, и я замираю. Дыхание перехватывает, а во рту моментально пересыхает. На экране красочными привлекающими буквами мелькает надпись о продаже, а под ней выставлен мой дом, место дорогое для меня, начиная от каждого кирпичика, и заканчивая маминой любимой столешницей. По спине подневольно проходит холодок страха. Нет. Нет. Нет! Я не могу его отдать! Это моё, то, что грело мне душу последние годы, то чем я жила и дышала.
