Инга сосредоточилась и стала в подробностях вспоминать свой первый день в театре. Сбор труппы. Все актеры сидят в большом зрительном зале в ожидании начала собрания. Разбились по группам, разговаривают, шутят. Тучкова с Пуниной сидели впереди. В обнимку! Может, лесбиянки? Тьфу ты, какая гадость лезет в голову! Инга перевела дыхание и огляделась. Вокруг была такая красота, что сердцу больно. Чуть пожелтевшие кроны деревьев были пронизаны солнечным светом и сияли в торжественной неподвижности, как будто царственно позволяли любоваться собой.
«А я ищу какого-то убийцу! — с горечью подумала девушка. — Да наплевать на них на всех. Пауки в банке перегрызлись — мне-то что? Зачем мне лезть в эту клоаку? Пусть этим занимаются правоохранительные органы. А у меня мозги устроены иначе. И вовсе нет в этом занятий полезного жизненного опыта для меня. Вот мой жизненный опыт — созерцать красоту и нести ее людям. Это — мое. А тонуть в этом грязном болоте даже и смысла не имеет. Оно засасывает. Оно способно изменить все мое мироощущение, сделать меня другой, увести от себя самой. Разве мне нужен такой опыт? Или все-таки нужен? Не знаю…»
— О чем так глубоко задумалась такая миленькая девушка? — раздался насмешливый голос.
Инга вздрогнула. Рядом стоял, возвышаясь над ней, красивый парень с синими глазами и русыми вьющимися волосами.
— Я журналист газеты «Такая жизнь».
— Какая «такая»? — перебила его Инга.
Она не любила бесцеремонных нахалов, даже таких красивых.
— Вы что, нездешняя? — удивился парень.
— Вы не ответили на мой вопрос, — довольно жестко заявила девушка.
— Стало быть, интересуетесь — какая именно «такая» жизнь в нашем Зарубинске? — переспросил парень, присаживаясь рядом.
Инга резко отодвинулась на краешек скамьи. Нахальный журналист сделал вид, что не заметил этого.
— Всякая. Самая разнообразная. У нас газета на шестнадцати листах, всему есть место. Вашему мнению тоже найдется.
— Мнению о чем?
— О жизни в городе Зарубинске, раз уж вы оказались нездешней.
— Я еще не составила его.
— А я о вас составил. Вы — девушка с характером. В пору моей далекой юности шел фильм с таким названием. Впрочем, он вышел на экраны давным-давно, просто его неоднократно повторяли.
Инга внимательно взглянула на журналиста. Он оказался не таким уж молодым — лет тридцати пяти, никак не меньше. А пристает к незнакомкам, как юный плейбой, подумала она.
— А кстати, вот мое удостоверение. — Он достал из кармана корочки и раскрыл их. — Похож на фото?
— Мне это все равно. Я интервью давать не собираюсь.
Инга встала.
— Весьма жаль.
Парень тоже поднялся.
— Городок у нас маленький, на шестнадцать полос наскрести материала не так-то просто. Событий никаких…
— Да уж, — невольно фыркнула Инга.
— Ну а какие у нас новости? — Журналист пожал плечами. — Подумаешь — убили двух актрис в театре. Разве это сенсация? В других городах мочат пачками — режут, стреляют, гранатами взрывают, опять же снайперы, взрывы домов и торговых центров, а у нас… Всего двое. Обидно!
— А почему вы думаете, что актрис убили? — Голос Инги чуть дрогнул. — А может, они сами… свели счеты с жизнью? Или несчастный случай?
— Сначала одна нечаянно свалилась с пятого этажа на цементный пол, а потом, так же нечаянно, другая? Так не бывает.
— Кто же их убил?
— Подождем, что нам скажут правоохранительные органы.
— А у вас версий никаких?
— Очень сильно достали кого-то. Дамочки были еще те. Да вы садитесь. — Он широким жестом пригласил Ингу сесть, как будто принимал ее в своей гостиной.
Девушка безропотно опустилась на скамью. Журналисты — народ дотошный, все сплетни знают, в курсе всех событий. Инга достала свой блокнот и ручку.
Журналист вскинул брови.
— Мы коллеги? — спросил он. — Это вы у меня интервью собираетесь брать, а не я у вас?
— Коллеги? Нет. А вы разве меня не узнали?
Инга была уверена, что он к ней подошел именно потому, что узнал ее. И о театре не случайно заговорил.
— Как же я мог узнать вас, если вы даже не живете в нашем городе? — искренне удивился журналист.
Инге стало неловко. Вообразила себя кинозвездой. Тоже мне кинодива. Да кому нужен этот сериал и ее жалкая роль второго плана в нем?! Права Лариса Родионовна — все люди делом занимаются, а они… скоморохи. Лицедеи. Лишние люди в этой жизни. Творчество… Какой толк от него, какой прок? Только придурки могут тратить свою жизнь на какие-то там игрушечки…
Наверное, на лице Инги отразилась горечь, потому что ее собеседник спросил:
— Я не обидел вас? Простите, если так. Но я просто ловлю на улицах симпатичных людей и задаю им разные вопросы. Это мне помогает составить общую картину жизни в городе, проблем, которые волнуют горожан. На основании их ответов я и пишу свои аналитические записки.
— И какой же вопрос вы хотели задать мне?
— Что вы сегодня делаете вечером?
Так Инга познакомилась с Георгием Парединым. Вечером того же дня они сидели на открытой террасе летнего кафе на берегу Волги.
— А как местная интеллигенция относится к театру? — спросила Инга, набирая в ложечку шоколадного мороженого.
Георгий взял себе пиво и теперь с удовольствием потягивал его.
— Плохо относится, — проговорил он, сдувая пену с полного стакана. — А вы, я вижу, театралка. Или же вас интересует эта история с убийством двух актрис?
— И то и другое, — ответила Инга.
Она не открыла своего настоящего места работы, сказав, что просто приехала погостить к родственникам. Журналист интересовал ее исключительно в качестве источника информации, и то, что он не догадался о ее принадлежности к театру, девушке было только на руку. Она в его глазах была человеком незаинтересованным, а стало быть, он мог ей больше доверять.
— Интеллигенция ездит в Москву смотреть спектакли, — продолжал журналист. — Мира Степановна за годы своего правления развалила театр. Она пришла сюда лет двадцать пять назад и начала с того, что сняла все спектакли, которые шли до нее. Мой отец, царство ему небесное, был директором в этом театре. И эта тварь свела его в могилу.
Инга ахнула от неожиданности. Георгий поставил стакан и закурил.
— Я был совсем еще пацаном, когда она приехала в Зарубинск, и знаю подробности только со слов матери. Но мне и этого хватает, чтобы смертельной ненавистью ненавидеть эту суку.
Инга подумала, что, если бы убили саму Миру Степановну, она недолго сомневалась бы в том, где искать подозреваемых. Взгляд журналиста стал жестким, и он теперь совсем не походил на жуира и ловеласа, каковым воспринимался вначале. Перед ней сейчас был человек хладнокровный, жестокий и умный. И такой человек мог вполне и убить, если бы посчитал убийство справедливым наказанием.
— Каким же образом она так… — тут Инга замялась, — так негативно повлияла на судьбу вашего отца?
— Подставила его. Сначала втерлась в доверие к матери. Это она умеет! Цветы, конфетки, поздравления с каждым праздником… Она и местное начальство все охмуряет таким образом. Прямо родная мать или сестра! И все клюют. И настолько умна! Всегда чует — кому можно дать взятку, а кого просто с потрохами купить одним хорошим отношением. А мать с отцом всю жизнь были доверчивыми. Слишком доверчивыми. Мать рассказывала — она ей плакалась в жилетку, говорила, что любит своего Чулкова, страшно боится потерять его, ведь он моложе… В общем, мать в ней души не чаяла. Ну и отцу проела плешь: Мирочка — чудо, нам повезло, что пришел такой главный режиссер в театр. Словом, когда Завьялова провернула одно дельце — какую-то крупную финансовую махинацию, — отец не глядя подмахнул бумажки. Материальную ответственность нес он, а главный режиссер отвечает только за творчество. Не знаю, как она его уговорила провернуть эту сделку. Они заказывали декорации для нового спектакля какому-то заводу, Завьялова завела там знакомство, и стоимость декораций так завысили, что ни в какие ворота. Разницу они с директором завода положили в карман, а отвечать пришлось отцу. В результате — инфаркт и… скоропостижная смерть.
