попала в руки еще одного чудовища!
– Времени у нас до пятницы. Это катастрофически мало, но что-то можно придумать, – задумчиво произносит Грачев.
Пятница…Пятница! Ну, конечно!
– У меня есть данные, что по пятницам Мурат ездит в мечеть читать намаз. Всегда в одну и ту же и с минимальным количеством охраны. Мы можем взять его там.
– Откуда у тебя такие данные? – с подозрением поглядывает на меня Грачев, закуривая еще одну сигарету.
– Из надежных источников. Извини, Валерий Павлович, своих не сдаю.
– Наш человек, – удовлетворенно хмыкает Грач, снова глубоко затягиваясь и выпуская дым в воздух. – Хорошо, перекинешь мне все данные, я обдумаю и перезвоню тебе.
– Договорились. Спасибо, – и протягиваю руку.
– Не благодари заранее. Примета плохая, – отвечает Валерий Павлович, крепко пожимая ладонь. – На связи.
И мы разъехались каждый в свою сторону, а для меня пошел отсчет самых долгих в моей жизни сорока восьми часов.
Мы сидим в одной машине с Грачевым и курим. Я не свожу взгляда с дверей мечети. Да, мы решили забрать Алиева прямо там. И пусть это страшный грех, совершить такое возле святого места, плевать. Это всего лишь еще один проступок в бесконечный список тех, что я уже совершил. И кто же будет меня судить, если Бога нет? В этом я окончательно и твердо убедился после всего, что произошло с нами и с Мадиной в частности.
– Красивое имя. Ты знаешь, что оно означает? – неожиданно спрашивает Грачев.
– Чье имя? – непонимающе хмурюсь я.
– Твоей женщины. Мадина. У многих мусульман, да и не только у них, принято давать имена со смыслом. Так вот Мадина переводится как «придающая силы», – поясняет Грачев.
Я задумываюсь над его словами. А ведь действительно имя как нельзя лучше подходит моей девочке! Она оживила меня, пробудила из той спячки, в которую я добровольно загнал себя на годы. Обнажила во мне все хорошее. И сейчас ее улыбка, ее невероятно теплый и добрый взгляд в моем сознании придают мне сил для того, чтобы раз и навсегда разобраться с Муратом Алиевым.
Двери мечети распахиваются, и вальяжной походной хозяина это жизни выходит Мурат Алиев. Нам сегодня повезло: мест на стоянке напротив здания не было, и Алиеву пришлось припарковаться чуть ниже по улице, так что нам с Грачевым не придется устраивать ажиотаж и похищать его прямо у дверей мечети.
– Идут, – коротко произношу я, не сводя глаз с Алиева и его сопровождения.
– Вижу, – также кратко отвечает Грач.
Провожаем их взглядом до самой машины, где бравые ребята Грача тихо, без шума и пыли, одним словом профессионально, одним ударом под дых выводят из строя охранников Алиева, и вот его уже самого хватают под руки и заталкивают во внедорожник.
Грачев выбрасывает окурок в окно, заводит машину, и мы едем за машиной. Спустя пятнадцать минут наша небольшая процессия выезжает на загородную трассу, и мы отъезжаем от города на приличное расстояние.
Через минут сорок сворачиваем на узкую ухабистую дорогу прямо в лес и, наконец, останавливаемся. Из впереди стоящего внедорожника люди Грача, особо не церемонясь, вытаскивают Алиева, который что-то кричит и пытается вырваться, но его быстро успокаивают одним ударом.
– Двадцать минут мои, уж извини. На правах того, кто все это организовал, спрошу у Мурата за все его косяки перед партнерами, – неожиданно произносит Грач.
– Хорошо, – спокойно произношу я.
Грач выходит и идет к Мурату, которого уже отволокли куда-то вглубь леса, так что мне не было их видно.
Никогда бы не подумал, что я, чье призвание – отбирать людей у смерти, в чьем списке сотни спасенных жизней, буду способен отнять жизнь у другого человека. Но я намерен сделать это. И сделаю, не дрогнув. Потому что не хочу, чтобы моя семья жила в каждодневном страхе.
Я выкинул все мысли из головы, даже о Мадине, оставив голову совершенно пустой. Только так я смогу сделать то, что собираюсь твердой рукой, не задумываясь о морали и обратной стороне ситуации. Не задумываясь, как бы поступила в такой ситуации моя малышка. Возможно, я бы смог простить Алиеву убийство своей семьи, в конце концов, столько лет прошло. Я бы наблюдал за ним и просто ждал, когда жизнь сама его накажет. Но не в том случае, как это чудовище поступило с Мадиной. Не в случае убийства нашего ребенка.
Раздается стук в стекло.
– Все готово, Лев Романович.
Я киваю и иду за охранником. На небольшой поляне, окруженный с двух сторон охранниками Грачева, на коленях стоит Алиев. Вид у него далеко не презентабельный: порван рукав пиджака, оторван ворот у рубашки, весь в грязи, крови, а на лицо и взглянуть жалко – на нем живого места нет, один глаз заплыл, нос сломан, губы разбиты. Хорошо его разукрасили бойцы Грача, слов нет.
– О, заявился – таки, сученыш, – прохрипел Мурат, сплевывая кровь в сторону. – Не думал, что это все твоя затея. Я всегда считал, что у тебя кишка тонка, прям как у твоего папаши. Но нет, ты его переплюнул. А вот тот не смог, нет…За что поплатился и отправился к праотцам, – и эта мразь хохочет, запрокинув голову.
Но охранники быстро его успокаивают парой четких хорошо поставленных ударов. Я же молча протягиваю руку Грачу раскрытой ладонью вверх.
– Уверен? Сможешь жить спокойно после этого? Давай лучше мои парни все уладят, и покончим с этим, – произносит Грач, внимательно рассматривая меня. Я же внешне остаюсь абсолютно спокойным, несмотря на то, что внутри страх отнять жизнь человека сжигает все напалмом. Но я не поддаюсь этому чувству – я знаю, что я делаю.
– Только так я и смогу жить спокойно, – отвечаю ровным тоном, беря пистолет.
– Держи двумя руками, у него хорошая отдача.
Отец Мадины переводит взгляд с меня на Грача и обратно. Чувствуется его страх, он прямо витает в воздухе. Но мне плевать на его чувства: уверен, что и моей девочке было страшно, когда у нее началось кровотечение, а когда она узнала, что потеряла ребенка…
– Что, доктор, так и застрелишь меня? Замараешь свои чистые ручки, а, Лев? – хрипит Мурат. – Не боишься? Как думаешь, Мадина простит тебе мою смерть?
– Не смей даже имени ее упоминать! Я понятия не имею, как у такого чудовища могла родиться такая дочь! – процедил я сквозь зубы.
– Какая такая? Обычная! Как бы строго я не воспитывал, она же умудрилась сбежать и нагулять ублюдка. Но я это быстро исправил, – и снова заржал во весь голос.
Перед глазами встает красная
