Фелди, пряча руки, нервно подвинула под собой стул.
— Старк, прекрати! Я говорю серьезно.
Его губы медленно расползлись, и он, показав зубы, улыбнулся ей одной из своих обезоруживающих улыбок.
— Ты всегда так серьезна, Фелди. Расслабься.
— Если ты и на этот раз не напишешь статью, то получишь пинка под зад и вылетишь отсюда. Имей в виду.
— Подумаешь, напугала, — сказал он.
Он не торопясь направился к массивной копировальной машине, за которой с задумчивым видом стоял Аарон Зиглер; он заряжал ее бумагой и явно скучал. Этот новоиспеченный репортер был в темном костюме, репсовом галстуке, белой рубашке и блестящих кожаных туфлях. Элис подозревала, что он живет не только на зарплату. Ежу понятно, что он не смог бы купить такую одежду на те деньги, которые ему платят в «Газетт». Он просиял, увидев Мэтью Старка, но, вспомнив разнос, устроенный ему Элис Фелдон, похоже, задумался, как усидеть между двух стульев, выражаясь фигурально. И боязливо покосился на Элис.
Она кивнула. В самом деле, почему бы и нет? Кто-нибудь другой может обслужить копировальную машину.
Тетя Вилли в стоптанных туфлях и поношенном пальто, с хозяйственной сумкой, которую она крепко держала под мышкой, слегка смахивала на контрабандистку, когда они с Джулианой проходили таможню в аэропорту Кеннеди.
— Где остановка автобуса? — спросила она.
— Мы можем взять такси, — сказала Джулиана, ведя ее за собой.
— Такси? Зачем? Здесь нет автобусов?
— Такси удобнее. Пойдемте.
Вильгельмина промолчала, но Джулиана чувствовала, что старуха не одобряет ее решения. Американцы — слишком экстравагантны и расточительны. Зачем племяннице тратить деньги на такси, если можно воспользоваться общественным транспортом? Тетя Вилли не придает значения материальному комфорту, как не обращает внимания на неудобства, связанные с автобусами и метро. Джулиане стало любопытно, что сказала бы тетка, если бы узнала, что в гараже у нее стоит спортивная машина. Она редко ездила на ней, разве только когда случалось вырваться в Вермонт.
Она вспомнила о Вермонте, о Шаджи. Сейчас, когда умер дядя, проблемы, стоявшие перед ней всего несколько дней назад, показались банальными.
«Когда я умру, — дядя Джоханнес говорил это своим обычным тихим, мягким голосом, — ты можешь поступить с Менестрелем так, как сочтешь нужным. Никто не скажет тебе, правильно ты делаешь или нет. Это будут только твои решения. Понимаешь, Джулиана?»
Но она так и не решила. Крупнейший в мире алмаз, загадки, которыми он окружен, его легенда, традиция Пеперкэмпов — все это оставалось для нее тайной за семью печатями. К горлу подкатил ком, когда она вспомнила тихий голос этого интеллигентного человека, вспомнила нежность и гордость, сиявшие в его глазах, когда он семь лет назад пришел к ней за сцену. Она вдруг почувствовала, что неразрывно связана с ним и, что бы она ни делала, как бы ни поступила, — он всегда будет с ней. «Ты последняя в роду Пеперкэмпов», — сказал он. С тех пор она ни разу не задумывалась об этом. Пеперкэмпы всегда оставались для нее чужими.
Она спрятала Камень Менестреля и попыталась забыть о нем. И, как дядя и просил, не сказала о нем ни матери, ни тетке.
Сейчас она опять не знала, что делать. Всю дорогу, пока они летели в Нью-Йорк, она снова и снова возвращалась к мысли, а не рассказать ли тете Вилли о камне — вдруг та что-нибудь посоветует ей. Но она устояла. Говорят, что из-за Менестреля гибли люди. И если она расскажет о нем тетке, то не подвергнет ли опасности и ее?
Значит, и мне угрожает опасность?
Несмотря на то, что Вильгельмина впервые была в Америке, путешествие, похоже, не производило на нее никакого впечатления, и, пока они ехали до Манхэттена, она ни разу не поинтересовалась окрестностями. Джулиана не стала докучать ей пояснениями. Ее тетка только переспросила бы: «Центр Мировой Торговли? О-о!»
Вильгельмина, откинувшись на драном сиденье, задумчиво насупилась.
— Как ты думаешь, этот твой репортер вернулся в Вашингтон?
— Не знаю. Может, и вернулся. Он, наверное, теперь примется за мою мать.
— От нее он ничего не добьется, — уверенно заявила Вильгельмина.
— Наверное, вы правы. По крайней мере мне никогда не удавалось вытянуть из нее хоть что-нибудь.
— Ладно, думаю, нам нужно будет просто выяснить, где он находится и что делает. Джулиана, этим займешься ты, а я повидаюсь с Катариной.
— Я? Тетя Вилли! Мэтью Старку не понравится, если я буду крутиться вокруг него.
— Ну и что?
— А то, что я не стану за ним бегать. Не собираюсь вилять перед ним хвостом, как собачонка!
— «Бегать»! Ах, какие мы гордые! Что-то я не совсем поняла насчет собаки с хвостом.
— Это неважно. Просто мне кажется, что нам лучше действовать вместе.
— Да? А что мы знаем такого, что обязательно должны действовать вместе?
— Вы с мамой знаете, кто такой Хендрик де Гир. Вы могли бы рассказать мне.
Тетя Вилли пренебрежительно фыркнула.
— И что это нам даст? Разве мы узнаем, где он сейчас? Нет, не узнаем. Разве догадаемся, что нужно было этому сенатору Райдеру? Нет, не догадаемся. Разве мы выясним, была ли гибель Рахель и смерть Джоханнеса Божьей волей? Нет, не выясним. Разве…
— Ладно, тетя Вилли. Я вас поняла. Но все равно считаю, что мама должна рассказать мне о том, что произошло в Амстердаме.
— Я тоже так думаю, но при чем тут я? Я не могу заставить ее.
— Тетя Вилли…
— Ты уверена, что этот водитель знает, как водят автомобиль? Ненавижу машины. Мне не хотелось бы, проделав такой путь, закончить свою жизнь на нью-йоркском хайвэйе.
Джулиана вздохнула и сделала еще одну попытку:
— Тетя Вилли…
— Но если это все же случится, — не сдавалась старуха, — просто кремируйте меня. Не надо тратиться на то, чтобы перевозить тело в Нидерланды.
— Вы невозможная женщина.
— Да, знаю. Но я всегда говорю то, что думаю.
— К сожалению, — сказала Джулиана.
От усталости и невезения у Мэтью Старка раскалывалась голова. Он в сотый раз упрекал себя, что проболтался Джулиане о своей поездке в Антверпен. Дразнить ее такими заявлениями — это все равно что собственноручно вручить ей билет и отвезти в аэропорт. Как же он не сообразил, что она запросто может рвануть за ним?
Но ему пришлось признаться себе, что, столкнувшись с нею у дома ее дяди, он испытал некоторое удовлетворение. Значит, она не такая уж самовлюбленная фифа, и ей вовсе не плевать на старика-огранщика, который случайно оказался ее родственником. Значит, она достаточно сильная и упрямая, раз готова рискнуть и постараться выяснить, что происходит.