— Не двигайся! Не смей покидать круг!
По телу словно прокатилась холодная волна, на мгновение подарившая избавление, Харт послушно замер, едва не застонав от наслаждения, однако спустя мгновение внутренности вновь скрутило в горячий узел, и не кричал мужчина только потому, что горло перехватило спазмом. Из груди вырывалось сиплое шипение, искусанные губы превращались в одну сплошную кровоточащую рану, но так было куда легче. Хищная темнота, собравшаяся было принять его в свои избавительские объятия, бросила в лицо новое воспоминание.
— Ты был крут, — тихо шепчут на ухо знакомые губы, от чего по коже бегут мурашки. Теплые пальцы легко касаются щек и скул, вытирают мягкой ваткой засохшую под носом кровь, и он только морщится от неприятных ощущений, едва удерживаясь от того, чтобы не почесать зудящую разбитую бровь. Хрупкое тело в руках необыкновенно теплое и родное, и это ощущение усмиряет вскинувшийся в груди гнев. — Пошел на четверых, чтобы защитить свою невесту. Ты мой…
— … идиот, — недовольно бурчит напарница, встряхивая роскошной гривой, и с размаху опускает на разбитую губу смоченную целебным отваром ватку. Он раздраженно шипит, пытаясь оттолкнуть чужую руку, однако девушка в одно мгновение оказывается ближе, веля ему не двигаться. Из-под маленькой ладошки льется целебная магия, дарящая приятное чувство прохлады, а он легко дышит полной грудью, втягивая в себя знакомый терпкий запах, от которого так предательски кружится голова.
Пение Верховной стало совсем уж глухим, едва различимым, однако сил обращать внимание на что-то кроме безумной боли, у Ника просто не было. Чувствуя, как тело колотит безумная дрожь, от которой он буквально задыхался, мужчина отчаянно пытался удержать ускользающее от него сознание. Что-то ему подсказывало, что грохнись он сейчас без чувств, и все то, что они сейчас делали, пойдет насмарку. Превозмогая боль, полицейский выровнялся, пытаясь не обращать внимания на раздирающие грудную клетку невидимые когти, и на мгновение перед глазами вспыхнуло лицо Элизабет.
Пусть только эта рыжая стерва попробует не найтись после того, что он ради нее вытерпел!
Где-то глубоко внутри сознания громко захохотало что-то темное, отвратительно-чужое, а новое воспоминание обожгло каленым железом.
— Я в порядке, Никки, — уверенно шепчет девушка, положив голову на его плечо. Он заботливо укрывает ее пледом, крепко обнимает хрупкие, подрагивающие плечики и лишь на периферии сознания думает о том, что если до завтра жар не спадет, он обязательно отведет ее к доктору, и плевать на извечное упрямство. — Просто побудь рядом…
— … пожалуйста, — голос настолько тихий, что он даже разобрать его не может. Рыжеволосая в его руках легкая, как перышко, а тоненькие пальчики отчаянно цепляются за воротник его рубашки, и куда вообще делись привычные ненависть и отвращение? Словно драгоценное сокровище, он прижимает пребывающую на грани сна и яви напарницу к груди, чувствуя, как щекочут его лицо длинные волосы, и изо всех сил отгоняет от себя воспоминание о черных зеркалах знакомых изумрудных глаз. — Прошу…
Невидимый огонь, сжигающий его тело, кажется, лишь усилился, и Ник, не выдержав боли, ослаблено рухнул на колени, упираясь руками о нагревшийся пол. Пальцы беспомощно заскребли по паркету, несколько вязких капель крови стекло с уголка рта на светлую поверхность, едва не задев аккуратно начертанную белую линию рисунка пентаграммы. Нестерпимый жар в груди сжигал дотла, превращая тело в один сплошной уголек, и мужчина просто не мог понять, как ему удается еще думать, чувствовать, да и вообще, оставаться живым в таком-то состоянии. Голова раскалывалась, сознание давило на черепную коробку изнутри, заставляя выть загнанным в ловушку зверем, и Харт скорее на интуитивном уровне чувствовал, как вокруг него кто-то двигается и что-то встревожено говорит.
— Прекратите! Вы что, не видите, вы его убиваете!
— Если прервать ритуал, он наверняка погибнет, нельзя этого делать!
Слова не несли никакой смысловой нагрузки, обходили полицейского стороной, превращались в фоновый шум, и единственное, о чем Ник мог в тот момент думать, это невыносимая боль, не оставляющая после себя ничего живого. Мужчина вскинулся, пытаясь сделать хоть что-то, чтобы избавиться от этого чувства, в грудь словно всадили зазубренный клинок, от чего Харт на мгновение задохнулся, а после его с головой вновь накрыли темные образы.
— Я люблю тебя, Никки, — шепчут нежные, знакомые губы, касаясь его лица, тонкие пальчики переплетаются с его, а сердце бьется в груди быстро и ровно, заставляя с каждым глубоким вздохом вдыхать легкий цветочный аромат. Он жадно прижимает к себе податливое тело, бездумно отвечая на поцелуй, и ему кажется, что он самый счастливый человек на земле, держащий в руках настоящее сокровище. — Пожалуйста, только оставайся…
— … рядом, — каждый вздох болью отдается в легких, сердце давит на ребра, грозясь вот-вот их выломать, а пальцы путаются в огненных длинных прядях. Девушка подошла сама, это было ее решение и ее выбор, однако сейчас именно он не позволяет ей отстраниться. Дико и несдержанно, словно безумный хищник, он терзает терпкие от вина губы, он подчиняет, подавляет и требует, позабыв о том, что требовать не имеет права, и все кажется таким правильным и настоящим. Он никогда не смел даже думать о подобном, и никогда не признавался, что все равно мечтает, а маленькая ладошка, лежащая на его груди, лишь убеждает его в том, насколько же это все безумно. Безумно и ошибочно, но все равно так желанно.
Руку внезапно словно обожгло каленым железом, и Ник, превозмогая боль, помутневшими от накатывающей слабости глазами уставился на правую ладонь, не понимая, что происходит. Знакомое серебряное обручальное кольцо, которое мужчина не снимал с дня их с Энни свадьбы, вдруг нагрелось, накалившись докрасна, сожженная кожа под ним покрывалась мерзкими на вид волдырями и кровоточащими ранами, а в голове вдруг поднялся сильный звон, от чего показалось, что лопнули барабанные перепонки.
Рванувшись всем телом, Харт ухватился за кольцо, пытаясь его снять, и тут же зашипел от боли, тряся обожженной рукой. Массивный ободок, всегда легко прокручивающийся на пальце, вдруг клещами впился в кожу, не поддаваясь на хаотичные, бесполезные рывки, вся сжигающая тело боль, кажется, сейчас сосредоточилась в этом чертовом аксессуаре, а на шее вдруг словно захлестнулась тугая веревка, перекрывшая доступ кислорода.
Одернув руку от кольца, мужчина захлебнулся на вздохе, на мгновение потеряв способность видеть, а сознание вновь накрыла темная пелена.
— Ты любишь ее? — это не похоже на другие воспоминания, это нечто совсем другое, и в первые несколько мгновений он просто теряется. В темноте нет ни боли, ни страха, ни тяжелых мыслей, здесь… спокойно, и лишь тонкая фигурка, кажущаяся такой невыносимо далекой, приковывает к себе взгляд. У нее знакомые темные волосы, и знакомые синие глаза, и эти губы, и даже легкое свадебное платье, в котором он ее хоронил. Энни, его нежная, улыбчивая, любимая Энни… только почему-то словно бы другая. — Ты любишь ее, Никки?
Этот вопрос уже был, его задавала та, другая, и тогда он просто не смог ей ответить. А сейчас, глядя в глаза возлюбленной супруге, смотрящей на него с неожиданным пониманием и безграничной нежностью, он не может сдержать шумного вздоха. На мгновение сжимает веки, будто пытаясь собраться с силами, а после тихо произносит:
— Я…
Ненавистная, убивающая его изнутри боль исчезла столь же резко, как и появилась, срывая с искусанных губ ослабленный хрип, разорвавший сорванное горло.
С тихим звоном простучало по полу скользнувшее с пальца кольцо, укатившись куда-то в сторону и ярко блеснув в ярких солнечных лучах.
— Ник! — знакомый мужской голос, исполненный неподдельной тревоги, раздался совсем близко, чьи-то сильные руки подхватили полицейского, помогая ему подняться на чуть подрагивающие ноги, а сознание постепенно прояснялось, избавляясь от остатков темной пелены. — Ты как, парень?
