талию.
— Давай, бей меня. Бей меня, сколько влезет. Можешь даже меня изнасиловать. Как и я тебя все время насилую.
— Да, насилуешь! Знаешь почему? Потому что я не хочу тебя. Ты меня не привлекаешь. И ни разу в жизни я тебя не хотела по-настоящему. И это не просто слова, Леон. Это правда, гребаная правда. Но ты со своей манией величия этого не замечал.
— То есть кончала подо мной ты тоже от насилия?
— Я имитировала, Леон, представь себе. Артистка я хорошая.
— Думаешь, я школьник, который не может отличить имитацию от истины, — усмехается Леон, однако, по его взгляду я осознаю, что смогла посеять сомнения в его самоуверенной голове.
— Ты не видишь дальше своего носа, из-за своей гордыни. И тут не увидел. А я больше не могу притворяться, и скрывать правду. После того, что я почувствовала сегодня… хочу, чтобы ты знал: мне не нравится ничего в тебе! Ни твои прикосновения, ни твоя близость, ни наш секс! Абсолютно ничего. Я не считаю тебя умным, не считаю тебя великим, как все эти женщины, что весь вечер пожирали нас взглядами…, иди к ним, если тебе так нужно быть для кого-то Богом! Моим Богом ты так и не стал.
— Что ты несешь, Тея? — грубо рычит Леон, обхватывая мои скулы.
— Что слышал, мать твою, — шиплю с агрессией, ощущая, как у этого извращенца стоит на меня, пока я его унижаю. Это пиздец, у него всегда на меня стоит…, чтобы я ни делала.
— Не Бог ты мне никакой. Хочешь, я тебя трахну? Сама поимею, как ты меня морально поимел сегодня, даже со мной не трахаясь?! — отчаянно целуя его в губы, я затыкаю фразу, которую он для меня приготовил. Обхватив каменный член ладонью, направляю в свое лоно, ощущая, как мышцы, будто только этого мгновения и ждали — муж наполняет и разрывает меня изнутри, и на эмоциях, я готова кончить от одного лишь ощущения его внутри.
— Тея, успокойся, сказал тебе. Тея, блядь, Тея! Тея…, — он пытается меня вразумить и слегка похлопать по лицу, чтобы отрезвить, но я обхватываю его за шею жестким захватом, и начинаю двигаться на его члене так, словно танцую бедрами на его вздыбленной плоти. Держу шею, словно стараюсь перекрыть ему кислород и танцую змейку, переходя на быструю тряску, и получаю дикое физическое удовольствие, когда его ладони врезаются в мои ягодицы, а с губ Леона срываются нечеловеческие, неудержимые стоны, разрывающие его грудную клетку. Он никогда еще так не стонал во время секса. Никогда, мать его, никогда.
Леон, кажется, вообще отлетает в космос, пока я двигаюсь на нем со всей яростью, словно наказывая и вымещая на муже всю боль, что он мне причинил.
— Получай, не Бог. Получай сполна. Я затрахаю тебя до смерти, идет? — хрипло рычу, ускоряя свои движения и двигаясь на нем так, чтобы моя грудь касалась его груди, а клитор непроизвольно терся о пах сотрясающегося в экстазе, мужа.
Черт, невыносимо смотреть на его лицо. Ему больно, ему сладко, и мне… мне тоже. Нас охватывает совместная агония, в которой мы, танцуя, сгораем до пепла.
— Черт, черт, черт, да…еще, еще, — кричу я, пока он стонет в мои губы, позволяя мне елозить на нем, словно древней жрице любви. Не понимаю, как мы оказались в этой точке…мы кончаем синхронно, с такими дикими звуками, которые наверняка слышны за пределами машины, даже несмотря на то, что она бронированная. — Господи, да-а-а-а-а, — я сотрясаюсь на нем, вращаю бедрами и наконец, замираю, обмякая в сильных руках Леона.
— Блядь, детка, — просто выдыхает Голденштерн целых пять минут спустя. Все это время он пытался отдышаться, прийти в себя. А я — понять, что мне со всем этим делать. — Охуеть можно. Меня так никто и никогда не трахал, — медленно, едва дыша, усмехается Леон. — И мне понравилось, — он вдруг становится ласковым, как слепой котенок. Льнет ко мне, нежно покрывая поцелуями лицо, нос, щеки, губы…я расплываюсь в ехидной улыбке, осознавая, что одержала победу.
Какой ценой? Но победу.
Так сказать, взорвала его мозг нестандартным подходом. Взорвала сердце.
Упираясь ладонями в его грудь, привстаю с него, и опускаюсь рядом, хотя ощущаю, что он по-прежнему не хочет меня отпускать.
— Довольно нежностей, мистер Голденштерн. Вам она не идет, — кидая на него холодный взгляд, заявляю в лицо мужа. Реагирует он не мгновенно, но спустя несколько секунд возвращает себе стальную маску. — Влюбился что ли? А я… ничего не чувствую. И не почувствую никогда. Тело может испытать тысячи оргазмов, Леон. Это никак не влияет на мои чувства. Я просто хотела показать тебе это. Теперь ты видишь.
— Ты сама напросилась, Тея. Я сделаю то, что очень долго откладывал, — рычит Леон, обхватывая меня за шею.
— Делай. Я пойду, попрощаюсь с гостями.
Вырвавшись из его все еще слабой после оргазма хватки, выхожу из машины, а он идет за мной, едва успев натянуть штаны.
Побегай за мной, давай, побегай. Когда мужчина бежит, он влюбляется в женщину. Он видит в ней личность, а не игрушку для удовлетворения своих потребностей. К тому же: с сегодняшнего дня, я не его шлюха, а жена, самая настоящая жена, и нашу свадьбу я прекрасно помню.
Леон берет меня за руку и резко разворачивает к себе.
— Тея, — кажется, он хочет сказать мне что-то важное, но явно не успевает. Напрягаюсь, ощущая, как ослабли его пальцы.
— Тебе плохо? Что случилось? — такие реакции тела невозможно отыграть. Леон кладет руку на грудь, его взгляд становится затуманенным. — Лео…
Неладное замечает кто-то из охранников. В следующую секунду нас обступают бодигарды, вызывающие медицинских работников из специального фургончика — его Леон всегда берет с собой на важные мероприятия. Паранойя его не дремлет, и очевидно, не зря.
Я теряюсь, отступая назад… Я хотела причинить ему боль, и у меня это получилось. Можно сказать, даже перестаралась. Но чувство вины не овладевает моим сердцем, поскольку я прекрасно знаю, что реванш надо мной он возьмет. И очень скоро.
Отхожу в сторону, наблюдая за происходящей суетой со стороны. Переживаю ли я, волнуюсь? Конечно да. У меня тоже разрывается сердце, я не хочу, чтобы он умер. Не так.
Мне необходимо сходить в туалет и ополоснуть себя под холодной водой. Впервые, мне удастся сходить туда без сопровождения охраны, собравшей вокруг Леона.
Однако, я жалею о своем решении побыть одной, как только переступаю порог туалетной комнаты и слышу отчётливую фразу, принадлежащую голосу из моих воспоминаний:
— Ну привет, Алатея. Отлично сработано, — нервно сглатываю,