Буду покорной - Екатерина Орлова

Я слышала шуршание одежды, грохот пряжки ремня, какие-то еще звуки, которые для моего затуманенного сознания сливались в единый нестройный гул. Какофонию, среди которой я не могла различить отдельные звуки. А потом Клим дернул меня за бедра вверх так, чтобы я оказалась в коленно-локтевой позе, но с вытянутыми вверх руками.

– Не знаю, что ты сделала со мной, Ника, – тихо произнес Клим мне на ухо, потянув за ошейник, – но это очень хреновое ощущение.

От его слов мое тело снова вздрогнуло, а в следующий миг Романов ворвался в меня на всю длину, и оргазм наконец пронзил все мое тело от макушки и до кончиков пальцев на ногах. Я так сильно дрожала, что слышала грохот цепей, на которых были закреплены наручники, сковывающие меня. А Клим даже не притормозил, позволив мне дрейфовать на волнах удовольствия. Он раз за разом вколачивался в мое тело, не позволяя даже сделать полноценный вдох. Его проклятия смешивались с моими криками и стонами, он все сильнее тянул за ошейник, лишая меня кислорода. И теперь, когда я снова была готова кончить, Клим остановился, сдернул ошейник, снял наручники и поднял меня за шею так, что я выгнула спину и вцепилась пальцами в его бедра. Я слышала его тяжелое дыхание и, казалось, могла почувствовать спиной его сердце, которое грохотало не меньше моего.

– Это пиздец, девочка, – прохрипел он мне на ухо.

Толчки возобновились, но стали еще жестче. Я не могла и подумать, что такое возможно, но факт. Не казалось, что я ощущала член Клима где-то у самого пупка, настолько глубоко он всаживал его в меня. Клим перехватил меня за шею, сжал ее, полностью перекрыв мне кислород. Я в панике вцепилась в его руку, но Клим мягко отвел мои.

– Тихо-тихо, – спокойно сказал он. – Сделаешь вдох, когда я скажу. Я не собираюсь душить тебя. Доверяй мне.

Клим долбился в мое тело, а я никак не могла понять, какие ощущения были острее: то ли там, внизу живота, то ли в голове, где уже плыло сознание, а кровь прилила настолько сильно, что я чувствовала, как она стучала в висках. Это были настолько острые ощущения, яркие, как вспышки фейерверков. И я начала отключаться. В прямом смысле слова у меня потемнело за веками, и мир начал меркнуть. Но тут внезапно Клим отпустил горло и этой рукой перехватил поперек грудной клетки.

– Вдох, – скомандовал он, и я послушно шире открыла рот и втянула воздух.

Опьянение от резкого скачка кислорода в крови довершило то, к чему я так стремилась. Меня накрыл, наверное, самый мощный оргазм за всю мою жизнь. По ощущениям между ног как будто открылись какие-то шлюзы и оттуда хлынула влага. Все мое тело покалывало от удовольствия, а внутри словно лопались нервы, натянутые, как гитарные струны.

– Ох, черт, девочка, – прошептал Клим мне в ухо. – Вот так, милая, дыши.

Его голос успокаивал, качал меня, словно в заботливых объятиях.

– И еще разок. Для меня, – произнес Клим, пробираясь пальцами к клитору.

Я быстро замотала головой, охваченная паникой.

– Нет, – выдохнула истерично. – Пожалуйста, нет, я не смогу. Клим, пожалуйста.

Он довольно ощутимо шлепнул меня по бедру.

– Мастер, – прорычал мне на ухо и ускорил движения пальцев и своих бедер, снова беспощадно врываясь в мое обессиленное тело.

– Пожалуйста, не надо, прошу тебя, – умоляла я, пропитывая повязку слезами. – Пожалуйста.

Я пыталась оттолкнуть его, царапала его бедра, но Клим перехватил мои руки и завел их за спину, сжав одной своей. Я завалилась вперед, и меня придавило тяжелым телом. Мои бедра снова были подняты над кроватью, руки сжаты за спиной. Клим нещадно терзал меня пальцами и членом, пока я всхлипывала и умоляла его остановиться. Я совсем потерялась в моменте, перестав ориентироваться в пространстве. Я не понимала, где заканчивалась я и начинался он, где заканчивалась боль и начиналось удовольствие. Я просто превратилась в одно сплошное нервное окончание, которое остро реагировало на каждую стимуляцию. Я не помню тот последний оргазм. Он прошел для меня как будто в коме, в забытьи. Все, что я помнила, – это как меня накрыла темнота и что я сорвала горло во время крика. А дальше – пустота, холодная и неприветливая. И такое мощное ощущение горя и душевной боли, что все, чего мне хотелось, – это свернуться калачиком и тихонько умереть.