Возможно, дело было не столько в религии, сколько в древних табу, нарушить которые страшно даже современному, здравомыслящему человеку.
Тимофей предлагал Кире поговорить с хорошим психологом – но нет, она решительно отказалась.
– Ты любишь меня? – спросил тогда он.
– Да.
– Ты все еще не передумала выходить за меня замуж?
– Тим, но разве стоит об этом сейчас… еще неизвестно, что меня ждет.
– Кирчу, не увиливай. Ты выйдешь за меня?
– Тим, а вдруг…
– Кира! – заорал он, хотя никогда до этого не кричал на нее.
– Да, – кротко произнесла она.
– Вот так бы сразу, – пробурчал он недовольно. – Ты это, знаешь… не дури. Я мужик, я лучше знаю. А ты должна меня слушаться. Сказал мужик – надо расписаться, значит, надо расписаться. Все.
Кира с изумлением, даже со страхом смотрела на жениха.
Потом вдруг прошептала почтительно:
– Слушаюсь и повинуюсь…
…Первые числа сентября. Еще на днях моросил дождь, люди ходили в плащах и куртках. А потом вдруг лето решило вернуться.
Солнце, тепло. Золотые листья, синее небо. Ярко-красные гроздья рябины.
Так хорошо, так красиво. Душа у Тимофея буквально пела. И настроение не испортилось даже тогда, когда он вошел в серое, мрачное здание следственного изолятора.
Небольшая комната с казенной мебелью, стены выкрашены в зеленый цвет. В комнате уже находились двое. Сотрудник СИЗО. И еще дама в клетчатом (юмор такой, что ли?) костюме, с папкой уже подготовленных документов.
Тимофей, в смокинге, в галстуке, ярко начищенных ботинках, слегка прихрамывая, нервно бродил взад-вперед у зарешеченного окна.
Наконец ввели Киру. На ней – простое белое платье до колен, балетки белого цвета. Ни фаты, ничего – просто убранные назад темные волосы, перехваченные на затылке белой лентой. Две пряди, выбившись из прически, висели вдоль щек. Шрам на шее замазан тональным кремом, почти незаметен.
– Готовы? Кхе-кхе… – прокашлялась дама в клетчатом костюме. – Добрый день, дорогие гости! – Дама покосилась на сотрудника СИЗО. – Уважаемые новобрачные! Мы волнуемся вместе с вами и хорошо понимаем, какой ответственный, праздничный и торжественный день сегодня! Сегодня – самое прекрасное и незабываемое событие в вашей жизни. Создание семьи – это начало доброго союза двух любящих сердец. С этого дня вы пойдете по жизни рука об руку, вместе переживая и радость счастливых дней, и огорчения. Создавая семью, вы добровольно приняли на себя великий долг перед друг другом и перед будущим ваших детей…
Кира в этот момент вздрогнула и посмотрела на Тимофея. А он кивнул и погрозил Кире пальцем и прошептал:
– Да-да, теперь ты не отвертишься. Ни от меня, ни от детей.
– …я обязана спросить вас, является ли ваше решение вступить в брак взаимным и добровольным? Прошу ответить вас, невеста.
– Да, – сказала Кира. На ее ресницах вдруг задрожали слезы.
– Прошу ответить вас, жених.
– Да, – басом произнес Тимофей.
– С вашего взаимного согласия, доброй воли и в соответствии с Семейным кодексом Российской Федерации ваш брак регистрируется. Прошу вас подойти и расписаться. А теперь, прошу вас, наденьте друг другу обручальные кольца.
Кира и Тимофей надели друг другу на пальцы кольца. Кира уже ревела тихо и, кажется, ничего не видела от слез.
– Объявляю вас мужем и женой. Ваш брак зарегистрирован. Поздравьте друг друга.
Тимофей притянул к себе Киру и прижался к ее губам с поцелуем.
Это был самый счастливый день в его жизни. И, кажется, у Киры тоже – потому что она, от души наревевшись, стала улыбаться и выглядела вполне счастливой.
Ее не расстроило даже то, что кольцо по окончании церемонии пришлось снять и вернуться в камеру без него. Поскольку кольца и прочие драгоценности находились в тюремных стенах под запретом…
* * *
Почему-то многие думали, что у журналистки Натальи Радугиной было тяжелое детство, мучительная юность и несчастливая молодость… Что Наталью били родители, над ней издевались сексуальные маньяки, и не единожды, а мужья ее оказались вереницей садистов, алкоголиков.
Ведь ее статьи в журналах и на различных интернет-площадках – сплошь о несчастных женщинах, натерпевшихся в жизни от разных уродов. Одни считали Наталью закоренелой феминисткой, другие думали, что Наталья пиарит себя на «жареных» темах, и все как один видели причину в несчастной Натальиной жизни.
Типа, настрадалась она и теперь о своем, о больном пишет.
Ну неправда.
Воспитали журналистку Радугину чудесные родители (до сих пор живы, дай бог им здоровья!). Милые, добродушные папа с мамой, которые баловали двух своих дочек (у Натальи еще старшая сестра имелась). Счастливые каникулы у бабулечки в деревне – с кошками, собаками, курами и прочей живностью… С пирогами из печи и парным молоком.
Молодость у Натальи также промчалась в радости и веселье, отмеченная романами с отличными ребятами. И единственного мужа себе она выбрала – хорошего парня. Ну да, развелись они потом, но муж никогда не бил Наталью, не делал гадостей, просто они разными людьми оказались. Наталья – огонь, тот – вода. Она бушует, она нетерпелива и стремительна, он – спокоен и невозмутим. Абсолютно разные темпераменты. Вот и разошлись. Сын переживал, конечно, но особой драмы из развода тоже не делал, родители же не бросали его.
Словом, вполне себе обычная, неплохая судьба у Натальи Радугиной прослеживалась. С неприятностями и драмами, но без страшных трагедий и скелетов в шкафу.
Скорее даже так: пережившие трагедию люди чаще молчат, не говорят о своем горе, не рассказывают всему свету о своей тяжелой жизни. Ну, а кто рассказывает потом, то, скорее, для пиара это делает…
Наталья же писала о нелегких женских судьбах по другой причине. Из-за сестры. Старшая сестра неудачно вышла замуж, муж издевался над ней. Как только родители и Наталья ни пытались ее спасти… Нет, не получилось. Сестра охотно страдала, но от мужа не уходила. И племянники росли в ужасных условиях, их тоже жалко было…
Наталья писала статьи для сестры и для таких, как сестра. Опомнись, что ты творишь? Ты несчастна, ты делаешь своих детей несчастными. Любовь? Да какая это любовь… Это мазохизм чистой воды. Ну, а вы, мужчины, позволяете себе иногда быть такими идиотами?
Постепенно список тем расширился, Наталья писала не только о неудачных браках, но о комплексе всех семейных проблем.
Ей было жалко женщин. Очень жалко – детей.
Она хотела спасти ВСЕХ детей, хотя, конечно, это было невозможно. Она сама мама, она бы живьем кожу с себя содрала, но не допустила бы, чтобы ее ребенок страдал.
Поэтому Наталья не только сочувствовала женщинам – жертвам неудачной семейной жизни, но она их ненавидела. Той бессильной, исступленной ненавистью, которая не может ничего изменить.
