хотел? Хотел.
Извини, я не знал? Знал.
Знал, но даже в бреду не мог предположить, что Амели прожжет в моей груди дыру, а затем, украв глоток воздуха, коснется моих губ.
Зачем?!
Могла ли я сказать, что подтолкнуло меня поцеловать Никиту? Как ни странно, да.
Дело было не в произнесенном Лукашиным «Леля». Дело было не в близости привлекательного парня. И уж точно я сделала это не под влиянием «момента».
В моем поцелуе отсутствовали импульс, острое желание или влечение. В противном случае я бы не стала держать Лукашина на дистанции, впечатав подрагивающие ладони ему в грудь.
Просто сломанная девочка, считающая, что ее поломка раз и навсегда, впервые за долгое время хлебнула эмоций.
Не пожирающий внутренности страх, не леденящую панику или смирение, вынуждающее стоять и терпеть навязанный контакт, а…
Я не могла охарактеризовать свои ощущения. Потому что неожиданно для себя вырвалась из эмоционального вакуума и оглохла от заработавших на полную катушку органов чувств.
Мимолетное прикосновение кончиков пальцев к щеке. Хриплый голос. Чувственный терпкий аромат. Тепло губ.
И толчок нежности. В самый центр груди. Заставивший покачнуться и судорожно глотнуть воздух. Чтобы сделать шаг навстречу и уже самой прижаться к обжигающим губам. Чтобы убедиться — не показалось, не почудилось, не померещилось. Чтобы испытать давно забытое снова.
Бах-бах-бах-бах-бах.
С каждой секундой сердце Лукашина разгонялось все сильнее.
Бах-бах-бах-бах-бах.
На износ. Готовое сорваться с обрыва или замереть на самом его краю.
Бах-бах-бах-бах-бах.
Его сердце металось ослепнувшей птицей, силясь выбраться из темноты и замкнутого пространства.
Билось с одуряющей скоростью и… в унисон с моим.
И если поцелуй начался с моего осторожного, прощупывающего почву прикосновения, то уже через пару секунд все вырвалось из-под контроля.
Никита закрыл глаза и положил ладони мне на талию. Они нырнули под кожанку, но замерли, столкнувшись с тканью топа. Посылая странные импульсы, быстро распространившиеся по моему телу. И согревая. Настолько сильно, что из-за разливающегося жара я убрала руки с груди Лукашина и повела плечами в попытке избавиться от куртки.
Кажется, мы оба вздрогнули от громкого шороха, когда кожанка упала на пол. Но никто из нас и не подумал отстраниться и разорвать поцелуй. Наоборот, этот звук подтолкнул Никиту к тому, чтобы скользнуть ладонями вверх по моей спине и заставить податься вперед, для равновесия обвив его шею руками.
Губы жгло, воздуха катастрофически не хватало, но я продолжала целовать Никиту, внутренне захлебываясь от какой-то странной, безумной эйфории. От нее кружилась голова, а сознание отказывалось верить, что все это действительно происходит со мной. И пока я пыталась убедить себя, что поцелуй, как и моя реакция на него, реальны, Никита перехватил инициативу, окончательно меня запутав.
Резко встав с бортика ванны, он, продолжая прижимать меня к себе, заставил чуть отступить и поясницей упереться в стиральную машину. От неожиданности я отстранилась, судорожно втянув воздух, но вновь обрушившиеся на мой рот губы не позволили очнуться, заново утягивая за собой в калейдоскоп ощущений.
Никаких личных границ, дистанций, преград между нами.
Смешавшееся дыхание и чужой, с легкой горчинкой от сигарет, вкус на губах.
Нежность, причудливым образом переплетенная с голодом и жадностью.
Потребность отвечать и отдавать взамен.
Такое было для меня в новинку. Я столкнулась с этим впервые и, подобно путнику, что заплутал в пустыне и лишь чудом натолкнулся на оазис, старалась утолить жажду эмоций. Впитать в себя все. Словно про запас, потому что рядом с Димой я никогда…
Блядь.
Дима!
Мелькнувшая мысль кнутом ударила по оголенным нервам. Заставила нутро скрутиться от боли. Меня затопило стыдом, и я уперла ладони в грудь Лукашина, разорвав поцелуй.
— Пусти! Сейчас же отпусти меня… Пусти! — истерично зашептала, на миг запаниковав от предположения, что Никита меня не услышит.
Но он услышал. Разжал руки, выдохнул и отступил назад. Сомкнул челюсти с такой силой, что я услышала хруст. Взглянув на него исподлобья, я нервно дернула за низ топа и обхватила себя за плечи, борясь с желанием сжаться в комок и стать невидимой. Мне было невыносимо тяжело ощущать потемневший взгляд Лукашина, поэтому я повернула голову и уставилась в стену.
В тишине, что воцарилась в ванной, были слышны лишь голоса соседей за стеной и учащенное дыхание Никиты. Я надеялась, что ему хватит такта сделать вид, что ничего не произошло, и молча уйти, но я ошиблась.
— Что с тобой не так, Резкая? — хрипло, раздраженно и очень-очень тихо спросил Никита, а я задохнулась от возмущения. Забыв о вспыхнувшей внутри меня потребности изучить узор на плитке, я повернулась к Лукашину и прищурилась, спрашивая:
— Что со мной не так? Тебе хватило наглости спрашивать подобное? Не смущает, что ты только что поцеловал девушку своего лучшего друга?
Лукашин ядовито ухмыльнулся, и я лишь чудом успела заметить тень неловкости в карих глазах. Она отразилась во взгляде, но не в словах:
— Напомню тебе один нюанс: во второй раз с поцелуями полезла ты, Амели. Так что если и смущаться, то только вдвоем.
Крыть этот аргумент мне было нечем. Никита прав, и мы оба это понимали. Вспыхнув от смущения, я открыла рот, пытаясь сказать хоть что-то, но так и не подобрала нужных слов. Поджав губы, я прожгла Лукашина гневным взглядом и дернула подбородком в сторону двери:
— Уходи.
— И мы даже не попытаемся обсудить…
— Нам нечего обсуждать! — рявкнула я. — Уходи, Лукашин. Немедленно!
— Тебе не приходила в голову мысль, что если ты вешаешься с поцелуями не на своего парня, а на другого мужчину, то в твоих отношения не так уж все и гладко? — убийственно-холодным тоном спросил Никита, проигнорировав мое требование. Он сделал шаг вперед и склонился надо мной, впечатав ладони в стиральную машину по обе стороны от меня. — Кого ты пытаешься обмануть? Окружающих или себя?
— Тебя не касаются наши с Димой отношения, — огрызнулась я.
— Ты права, — подозрительно быстро согласился он со мной и сразу же поставил в тупик вопросом: — Зачем ты меня поцеловала?
Его взгляд заметался по моему лицу и замер на губах. Нестерпимо захотелось провести по ним языком, стирая следы поцелуя, но я боялась, что это действие еще больше спровоцирует Лукашина.
— Зачем? — повторил он, заглянув мне в глаза.
— Захотела проверить… — я осеклась, не зная, как продолжить фразу.
— Проверить? — Его линия челюсти напряглась, на скулах заиграли желваки. — Надоело ставить эксперименты на Диме? Решила найти новую жертву?
— Лукашин, убирайся, — процедила я сквозь зубы, отталкивая его. — Не доводи до греха.
— Что
