хищнику нужна свобода. Не позволяй женщинам обвести себя вокруг пальца. Эти лживые твари так и норовят заморочить голову. Выбрось эту дрянь из своей головы.
Насколько я понимаю, мой отец не оставил свою привычку подсылать ко мне ищеек. «Вымогательство» и «шантаж» для Фредерика Лорэна являются не просто словами, для него это принцип жизни, благодаря которому он приобретает то, что ценит больше всего в жизни — информацию. Я в курсе, что отец хочет заполучить меня любым способом и для этого он будет использовать все свои силы и ресурсы. Я медленно, но уверенно поднимаюсь со своего стула.
— А теперь давай договоримся, папа, — ты не лезешь в мою жизнь, а я не интересуюсь твоей. Все довольны, и мы обойдемся без жертв. Ни тебе, ни мне они не нужны. Ты же готовишься к предвыборной кампании, ну так готовься тщательнее, — я резко разворачиваюсь к нему спиной и выхожу из ресторана не обернувшись и не дождавшись его ответа. Наш разговор окончен, так и не начавшись.
Наши дни
Во мне кипит бешеная ярость, она разрывает меня изнутри на куски, и я оказываюсь в своем персональном аду. Я сжимаю зубы до скрипа и мне очень хочется что-нибудь или кого-нибудь растерзать в порыве злости. В ресторане я чудом сохранил самообладание и не накинулся на отца с кулаками. Но я откровенно корю себя за то, что совершил глупость и выдал себя. Как я мог показать ему свою уязвимость? Мне следовало быть спокойнее, мне надо было рассмеяться в ответ на его слова, и тогда они не возымели бы эффект разорвавшейся бомбы, на который он так рассчитывал. Я смог бы убедить его в том, что мои чувства к девушке несерьезны, а потом я бы что-нибудь придумал. Трудно себе представить, на что способен этот хитрый лис. Он поистине опасен. Я не могу быть на него похожим, успокаиваю себя я, он просто пытается заморочить мне голову, но я не попадусь на эту уловку.
Когда я возвращаюсь домой, то застаю поистине прекрасную картину. Мой спящий ангел лежит на диване, свернувшись калачиком, и это дает мне возможность понаблюдать за тем, как она спит. Как только я вижу ее, я чувствую, как мой гнев на отца потихоньку затухает. Я сажусь в кресло напротив дивана. Я знаю, что болен на всю голову, раз разглядываю ее спящую, но правда в том, что последнее я никогда и не отрицал. Ее шикарные волосы раскиданы по подушке, и я еле сдерживаюсь, чтобы не прикоснуться к ним. Я бьюсь об заклад, что со стороны выгляжу как самый настоящий маньяк. Я наблюдаю за ее таким беспокойным сном — ей что-то снится, и она начинает стонать и метаться из стороны в сторону. Мне остается надеяться, что лично я не имею никакого отношения к ее кошмару. Не в силах больше смотреть на ее мучения, я решаюсь разбудить своего ангела. Я беру ее за плечи, но она никак не хочет просыпаться. Мне приходится несколько раз встряхнуть ее до того, как она наконец открывает мои самые любимые на свете глаза. В ее ошеломлённом взгляде я читаю испуг и понимаю, что даже если ее кошмар и не связан со мной напрямую, но свое влияние на него я оказал. Я поднимаю ее на руки и отношу в ее комнату. Даже если я и являюсь виновником ее тревожных сновидений, это не означает, что я не смогу защитить ее от них.
На следующее утро ко мне в дом заявляется Фредерик Лорэн, черт бы его побрал! Мой отец имеет обыкновение начинать свой день очень рано утром, и мне это на руку — никто в доме еще не проснулся, а значит, я успею выпроводить его до того, как произойдет непоправимое. Любовь к раннему утреннему подъему я унаследовал от отца. Когда я просыпаюсь, то первым делом отправляюсь на пробежку вдоль берега — эта традиция настолько укоренилась, что все дома, которые я покупаю, обязательно стоят на берегу океана.
Чтобы избежать скандала, я открываю ему дверь.
— Мы вчера не договорили, сынок, — его ледяные глаза пристально смотрят в мои, в равной степени такие же ледяные.
— Ошибаешься, наш разговор закончился много лет назад, — безразлично отвечаю я. — Ты теряешь и мое, и свое время. Нам не о чем говорить. Ты что, до сих пор не уяснил для себя — я не буду с тобой общаться, и, тем более, работать. Я больше не собираюсь терпеть тебя. Не приближайся ко мне, моему дому и моим делам.
— И все-таки я был прав, ты изменился, — протягивает Фредерик Лорэн, проходя в гостиную. — Но знаешь, что не поменялось? — он останавливается, видимо, считая, что я поддамся на его смехотворные манипуляции и сам начну накидывать ему варианты. — Твои пристрастия, — отвечает он сам на свой вопрос, так и не дождавшись моей реакции. — Нет, Эммануэль, ты можешь строить из себя кого угодно, но я-то тебя знаю как никто другой. У тебя есть потребности. О, я осведомлен о них. Ты что, думал, я не узнаю о том, что ты вытворял в Канаде? И здесь ничего не поменялось, правда? Эти потребности никуда не денутся, Эммануэль, уж поверь мне, но ты можешь позволить мне тебе помочь. Объединим наши силы, сын, ты и я — против всего остального мира.
— Убирайся. Пошел прочь, — цежу я сквозь зубы. Во мне мгновенно вскипает злость. Я отдаю себе отчет в том, что если он сейчас же не уйдет, я придушу его своими руками. Мое лицо искажается от гнева, и глаза наливаются кровью. Я осознаю, что в такие моменты я меньше всего похож на человека.
И, как назло, прямо здесь, прямо сейчас я начинаю ощущать ее присутствие — запах ее кожи пропитывает воздух и витает в комнате. Когда она далеко, он еле ощутим. Но ее приближение я распознаю моментально: пьянящей аромат ее тела становится сильнее и вызывает во мне дрожь, ее присутствие одновременно и освежает, и лишает меня воли, будто невидимые оковы сжимаются на моих запястьях. Я резко чувствую волнение и разворачиваюсь на этот стимул. Когда она видит мое лицо, в ее глазах отражается испуг. Я немедленно беру себя в руки и пытаюсь принять свое нормальное человеческое обличие, чтобы не перепугать ее до смерти. Ох, как же ей не везет — как ее угораздило оказаться в доме с
