— Скажи честно, я очень жутко выгляжу? — она в ответ смеется и кивает, потом, порывшись в тумбе около койки, дает мне небольшое зеркало.
Беру его в руку и подношу ближе к лицу. Из отражения на меня смотрит живой мертвец. Волосы длинные, грязные и спутанные, огромные черные круги под глазами. Все лицо в ссадинах, шрамах и синяках. Кожа туго натянута на череп. Единственное, что я могу сказать это: «Ужас».
Эвелин забирает зеркало и крепко сжимает мою руку, заглядывая куда-то глубоко в глаза. А потом отстраняется, берет свой блокнот и пишет еще одну записку.
«Поверь, все будет хорошо. Ты поправишься. А сейчас тебе надо поспать, я позже принесу ужин».
Девушка целует меня в лоб, еще раз поправляет одеяло и направляется к двери, но я останавливаю ее, схватив за руку.
— Эвелин, поспи, пожалуйста. Пусть ужин мне принесет кто-то другой. Ты уже и так многое для меня сделала.
Она отрицательно машет головой и уже принимается что-то снова писать, но я крепче сжимаю ее руку.
— Пожалуйста, Эвелин! Со мной ничего не случится. Хеймитч за всем следит. А ты должна поспать.
Она задерживает свой взгляд на моем лице и все же согласно кивает. Как только дверь закрывается, я получаю очередную порцию снотворного и забываюсь.
Просыпаюсь в полном одиночестве. Обе руки у меня свободны, столик стоит рядом с кроватью, и на нем покоится еще один поднос. Подкладываю подушку под шею, чтобы подняться выше, беру поднос и принимаюсь за еду. Ее все так же мало, но я умудряюсь объесться даже этой крошечной порцией. Как только заканчиваю с ужином и укладываюсь, трубка заполняется лекарством, и комната плывет перед глазами.
Так происходит еще несколько раз. Просыпаюсь, ем, и меня усыпляют снова. Ноги по-прежнему онемевшие, но руки больше ни разу не связывают. До сих пор боюсь сдернуть одеяло, чтобы увидеть новую ногу.
Все меняется одним утром (а может, и вечером, точно не знаю, но по моим предположениям сейчас утро). Первое, что чувствую, когда просыпаюсь — отсутствие ремня вокруг пояса, второе — запах жареного мяса.
Все время я ел разные каши, бульоны и пюре из фруктов, но сейчас на моей тарелке лежат два бифштекса и рис, а на десерт светло-желтое желе из дыни. Не вставая с кровати, съедаю всю еду и принимаюсь ждать очередной порции снотворного, но вместо этого дверь в мою палату открывается, и ко мне заходят два доктора: уже знакомый мне Сэм и женщина лет сорока.
— Здравствуй, Пит, — улыбается мне Сэм.
Приподнимаюсь на кровати.
— Доброе… добрый… а который час? — доктор по-доброму смеется.
— Почти полдень. Мы дали тебе как следует выспаться, сегодня ведь важный день, — он берет под локоть синеволосую женщину. — Позволь представить тебе, Пит, доктора Калхоун. Твоя новая нога — полностью ее заслуга, — он подталкивает ее ко мне и, готов поклясться, если бы не толстый слой косметики на ее лице, она бы была красной, как помидор.
— Называй меня Дебра, — она протягивает мне руку, и я, не раздумывая, ее пожимаю.
— Меня выпишут сегодня? — спрашиваю с надеждой я.
— Да. Нам дали пару часов на то, чтобы научить тебя обращаться с протезом. Потом тебя ждет встреча с твоей командой подготовки. После этого стилисты переоденут вас и подготовят к интервью и заключительной программе, — объясняет Дебра. — С Китнисс ты увидишься только на интервью, — добавляет она, опережая мои мысли.
— Доктор Калхоун приехала к нам из третьего дистрикта, Пит. И могу с уверенностью заявить, что она гений в своем деле! — мистер Грин подходит к кровати и поднимает одеяло, открывая мои ноги, но я боюсь взглянуть вниз. — Нет, ну ты посмотри! — восклицает он. — Это просто невозможно! Это волшебство!
Доктор Калхоун еще больше краснеет под слоем пудры и опускает глаза в пол.
— Я попыталась сделать максимально приближенный к твоей ноге протез. Тебе ведь всего шестнадцать. Не хотелось, чтобы ты ограничивал себя всю свою жизнь.
— Как скоро я смогу ходить? — спрашиваю, бросая взгляд на инвалидное кресло в углу комнаты.
Сэм смеется и похлопывает меня по плечу.
— Через полчаса максимум!
Все-таки любопытство побеждает, и я поднимаюсь на локтях, чтобы увидеть свою ногу.
И то, что вижу, не кажется мне ужасным или пугающим. Возникает чувство, что на мою родную ногу одели железный сапог. Нет, даже не сапог. Этот прибор очень изящный и в точности повторяет все изгибы второй ноги. Сажусь на кровати, чтобы потрогать протез рукой.
Гладкая, немного блестящая сталь. Совсем не холодная. Такой же температуры, как и моя кожа.
— Как вы это сделали? — поднимаю взгляд на Дебру, и, кажется, ее радует моя реакция.
— Это мое самое новое изобретение. Внутри она набита различными датчиками и приборами, но это никак не навредит твоей обычной жизни. Ты сможешь бегать, прыгать и даже плавать! Сталь не ржавеет и еще она очень легкая. По весу она в точности совпадает с весом твоей ноги. Уверяю, через месяц ты не заметишь разницы.
— Я могу встать?
— Сейчас я сделаю тебе укол, чтобы вернуть подвижность твоей второй ноге, и мы научим тебя правильно пользоваться протезом. Всего пара советов, не подумай, что тебя ждет лекция. А сейчас потерпи, будет немного больно.
Грин делает мне укол, и через десять минут я могу шевелить ногой, а еще через пять я уже расхаживаю по комнате, временами теряя равновесии и сильно хромая.
— Привыкнешь, — в один голос уверяют доктора, но все же дают мне трость на первое время.
Проходит меньше часа, и я уже могу приседать, прыгать на двух ногах и очень быстро ходить (бегать еще не получается). Дебра довольна результатом, и заносит какие-то пометки в свой ежедневник. Сэму же это занятие надоело, и он лежит в моей постели, изредка комментируя все происходящее в комнате. Потом врачи удаляются, оставив мне форму, которую мы носили на арене. Будто током прошибает от одного вида этой одежды, но меня быстро успокаивают и напоминают, что именно так трибут-победитель должен выходить к своей команде подготовки. Я быстро одеваюсь и выхожу в коридор.
Хеймитч, Эффи, Порция, Лейси, Саймон и Рамона ждут меня в другом конце коридора, а когда замечают, что я вышел, сразу же бросаются в мою сторону. Порция вместе с Эффи обнимают меня, наверное, не меньше десяти минут, пока Хеймитч не оттаскивает их насильно. Мои стилисты ведут себя тоже очень мило, обнимают, похлопывают, говорят, что всегда в меня верили, и все в этом духе. Сам ментор же сдержанно пожимает мою руку, но его лицо передает все эмоции. Он гордится, он рад, и он, безусловно, доволен собой. Потом Эффи с Хеймитчем уходят, оставляя меня наедине с командой подготовки, которые сразу же хватают меня за руки и тащат в специальное помещение.
Рамона делает мне стрижку, Саймон накладывает на лицо какие-то маски, Лейси занимается ногтями. Все они увлеченно пересказывают мне все события Игр, цитируют мои фразы и описывают эмоции, которые они испытали в той или иной момент. Рамона упоминает Китнисс, и я сразу же цепляюсь за эту тему.
— Вы ее видели? — спрашиваю я.
— Я видел ее утром, — говорит Саймон. — Ей сделали полную регенерацию кожи, как и тебе, — смотрю на свои руки и только сейчас замечаю, что кожа стала идеально гладкой, без единого изъяна, — она сильно похудела, но осталась такой же красоткой, как и до Игр. Весь Капитолий только о ней и говорит. Стоит ли упоминать, что стрижка, как у тебя, стала самой популярной среди всех мужских стрижек, а все девушки, как одна, начали плести себе косы? — он смеется.
— Я слышала, что Хеймитч запретил врачам делать ей пластическую операцию, по увеличению груди, он прямо-таки выбил скальпель из рук хирурга. Совсем из ума выжил, — усмехается Лейси, а я мысленно записываю себе еще один пункт, за который стоит благодарить Хеймитча.
Когда стилисты заканчивают меня мучить, приходит Порция. Мы идем с ней в гардеробную, где накрыт стол. Ем как можно быстрее, потому что безумно хочу увидеть Китнисс. Порция понимает мою спешку и предлагает начать одеваться.
