— Она всегда их вела, и когда ей было плохо, она находила в них утешение. Иногда она читала мне из них вслух. «Ты помнишь это, Нуну?» — говорила она; и мы вместе с ней смеялись. В Каррфуре она была невинной юной девушкой. Но когда она вышла замуж за графа, ей пришлось узнать так много и в такой короткий срок. Пришлось учиться быть хозяйкой замка... но это далеко не все.
— Что она испытывала, когда приехала сюда? — мой взгляд скользнул к шкафу, в котором Нуну хранила свои сокровища — шкатулку с вышивками, которые Франсуаза дарила ей на дни рождения, дневники-откровения жизни Франсуазы. Мне хотелось прочесть в них о сватовстве графа, узнать, какой была Франсуаза, — не юная девушка, живущая замкнутой жизнью в Каррфуре вместе с суровым отцом и преданной Нуну, — но жена мужчины, который начинал занимать такое большое место в моей жизни.
— Когда она была счастлива, она не бралась за дневники, — сказала Нуну. — А когда она только приехала сюда, было столько волнений... так много пришлось делать. Даже [ я не часто видела ее.
— Значит, она была счастлива сначала.
— Она была еще дитя. Она верила в жизнь... в людей. Ей говорили, что ей повезло, и она этому верила. Ей говорили, что она будет счастлива...
— А когда она почувствовала себя несчастной?
— Скоро она начала понимать, что жизнь не такова, какой она себе ее воображала. А потом она ждала ребенка, и это заняло все ее воображение. Наступило разочарование, потому что все надеялись, что она родит сына.
— Она доверяла вам, Нуну?
— До замужества она рассказывала мне все.
— А после?
Нуну покачала головой:
— Только когда я прочла это... — она кивнула в сторону шкафа, — я все поняла. Она была не таким уж неразумнымребенком. Она многое понимала... и очень страдала.
— Вы хотите сказать, что он был суров с ней?
Губы Нуну сжались:
— Ей нужна была любовь.
— А она любила его?
— Она боялась его.
Я поразилась той горячности, с которой она произнесла эти слова.
— Почему? — спросила я. Губы ее задрожали, и она отвернулась. По выражению ее лица я поняла, что мысленно она вся обращена в прошлое.
Потом вдруг настроение ее изменилось, и она медленно сказала:
— Она была очарована им... сначала. Граф умеет очаровывать женщин.
Казалось, она приняла какое-то решение; она вдруг резко поднялась, подошла к шкафу и, сняв ключ со связки на поясе, открыла его.
Я увидела аккуратно сложенные тетради дневников. Она выбрала одну из них.
— Прочтите вот это, — сказала она. — Возьмите с собой и прочтите. Но чтобы больше никто не видел... а потом вернете тетрадь мне.
Мне следовало бы отказаться; я чувствовала, что заглядываю не только в ее личную жизнь, но и в его. Но это было выше моих сил; мне нужно было все знать.
Нуну беспокоилась за меня. Она считала, что граф испытывает ко мне определенный интерес. Она намекала, что мужчина, который привез в дом любовницу и выдал ее замуж за своего кузена, был к тому же и убийцей и, если я позволю себе связаться с таким человеком, мне тоже может грозить опасность. Это было предупреждение.
Я принесла тетрадь в свою комнату. Мне не терпелось прочесть ее, но дойдя до последней страницы, я была разочарована — я ожидала драматических откровений.
Записи были во многом похожи на те, что я читала раньше. У нее был маленький участочек в саду, где она выращивала цветы. Ей доставляло большое удовольствие возиться с ними.
«Я хочу, чтобы Женевьева любила их так же, как я».
«Мои первые розы. Я срезала их и поставила в вазу в своей спальне. Нуну говорит, что нельзя ставить цветы на ночь в спальне потому, что они забирают весь воздух. Я сказала ей, что это чепуха, но, чтобы доставить ей удовольствие, позволила унести их».
Читая эти страницы, я тщетно искала в них упоминания его имени, и нашла его почти в самом конце дневника.
«Лотер сегодня вернулся из Парижа. Иногда я думаю, что он презирает меня. Я знаю, что я не такая умная, как те люди, с которыми он встречается в Париже. Мне действительно надо постараться что-то узнать о том, чем он интересуется: о политике, истории, литературе и живописи. Если бы только они не казались мне такими скучными».
«Сегодня мы все катались верхом — Лотер, Женевьева и я. Он наблюдал за Женевьевой. Я была в ужасе от того, что лошадь могла ее сбросить. Она так нервничала».
«Лотер уехал. Я не знаю точно, но думаю, что в Париж. Он ничего не сказал мне».
Продолжалось описание повседневной жизни. Особых событий в ней не было, но казалось, она удовлетворена этим. Ее привело в восторг празднество, которое было устроено в замке. На нем были все работники с виноградников, слуги и жители городка.
«Я сделала десять саше, — атласных и шелковых. И их все раскупили. Нуну сказала, что можно было продать в два раза больше, если бы у меня было время сделать их. Женевьева была вместе со мной за прилавком. У нас все прекрасно получилось».
«Мы с Женевьевой пригласили сегодня в замок маленьких детей. Мы учим их катехизису. Я хочу, чтобы Женевьева поняла, в чем ее обязанность как дочери хозяина замка. Мы говорили потом об этом, и вокруг все было так спокойно. Я люблю вечера, когда начинает темнеть, приходит Нуну, зашторивает окна и зажигает лампу. Я напомнила ей, как мне всегда нравилось в Каррфуре то время дня, когда она приходила и закрывала ставни... как раз перед тем, как стемнеет, так что мы никогда и не видели темноты. Я сказала ей об этом, а она ответила: «Твоя голова полна фантазий, голубушка». Она не называла меня голубушкой с тех пор, как я вышла замуж.
«Сегодня я ездила в Каррфур. Папа был рад видеть меня. Он говорит, что Лотер должен построить церковь для бедных, и что я должна убедить его сделать это».
«Я говорила с Лотером о церкви. Он спросил меня, зачем нужна еще одна церковь, когда в городе она уже есть. Я сказала ему, что папа думает, что если рядом с виноградниками будет церковь, люди смогут ходить туда и молиться в любое время дня. Это послужит спасению их душ. А Лотер сказал, что во время рабочего дня они должны беспокоиться о спасении винограда. Я не знаю, что скажет папа, когда я встречусь с ним опять. Его неприязнь к Лотеру будет еще больше».
«Папа говорит, что Лотер должен уволить Жана Лапена, потому что он не верит в бога. Он говорит, что, давая ему работу, Лотер поощряет его грехи, а Лапена нужно выгнать со всем его семейством. Когда я передала это Лотеру, он засмеялся и сказал, что сам будет решать, кто должен у него работать, и что вероисповедание Лапена его ничуть не беспокоит, и еще меньше это касается моего отца. Иногда я думаю, что Лотер настолько не любит папу, что жалеет о своей женитьбе на мне. И я знаю, что папа жалеет о том, что я вышла замуж за Лотера».
