— Нет.
— Мне известно, что ты ходил в Линкольн-центр в тот самый вечер, когда там были Райдер и Штайн. Мне известно, что ты ездил в Нью-Йорк, чтобы встретиться с Джулианой Фолл, и в Антверпен, чтобы найти ее дядю. А знаете ли вы, сэр, почему вы оказались там? Потому что старый приятель, военный специалист Отис Рэймонд слишком много разболтал своему кумиру Мэтью Старку.
— Дай мне поговорить с Пронырой, — упрямо сказал Старк.
— Он сейчас не в состоянии разговаривать.
— Что ты хочешь этим сказать, черт возьми?
— Ты же понимаешь, я доверял ему, пытался помочь. Но так оно всегда и кончается.
Старк весь похолодел.
— Если ты тронешь Отиса, я сам приеду за тобой, Блох. Прячься сколько угодно, я все равно тебя достану.
— А лучше бы ты держался от меня подальше, — сказал Блох и ядовито добавил. — Стальной мужик.
— Блох…
Сержант повесил трубку.
Эй, кажется, мы вляпались в порядочное дерьмо, сэр.
Так говорил Отис Рэймонд. Мэтью, стараясь успокоиться, запустил пятерню в шевелюру. Проныра с того самого дня, как вернулся из Вьетнама, никак не мог твердо встать на ноги, он мало беспокоился о последствиях своих действий. У него нет будущего, было не такое уж богатое прошлое, есть только настоящее. Он ухаживал за своим М-60, за обычной пушкой любого вертолетного стрелка, нежнее, чем за женщиной. Но он же и плакал, как двухлетний ребенок, когда низкие облака помешали им выручить ребят их взвода и им пришлось потом — когда было уже поздно — собирать убитых. Он истерически смеялся и, сталкивая пехотинцев с вертолета, зависшего над землей на высоте восьми-десяти футов, вопил: «Развлекайтесь, мужики!» Он гордился своими наградами, спасенными им жизнями; он никогда не говорил о том, что убивает людей. Только один раз.
Я делаю то, что должен. Я как рассуждаю? Однажды придет и мой черед, и тогда уж я не буду хныкать. Значит, так тому и быть. И они должны рассуждать так же. Понимаешь? Черт, похоже, не понимаешь. Конечно, это ведь я убиваю их.
И это было правдой, по крайней мере, первое время. К концу своей первой вахты Старк пересел с «челнока» на боевой вертолет AH-1G Cobra. Ему, разнообразия ради, захотелось тогда пострелять назад. Но от этого не стало легче. Тогда ни от чего не становилось легче. На «кобрах» не стреляли из дверей, и они с Отисом Рэймондом расстались. Это продлилось недолго. Он пересел на легкие разведывательные вертолеты, и опять Проныра стал его стрелком. Сумасшедший, бестолковый, страшный, храбрый, нахальный военспец Отис Рэймонд. Он воображал, что настанет день и кто-нибудь снимет о нем кино. Лучший стрелок Вьетнама, так он не раз называл себя. Очень может быть. Ведь он остался в живых, разве не так? И фильм тоже сняли. Но Отис никогда не читал и не видел «Горячей зоны», и Мэтью так и не сказал своему давнему приятелю, что чокнутый, геройский, одинокий стрелок в книге и фильме был списан с военспеца Отиса Рэймонда.
Мэтью почувствовал пустоту и страшное одиночество.
В «Кондитерской Катарины» было тепло и людно. Вильгельмина на какое-то время окунулась в атмосферу покоя, она просто сидела, наслаждаясь тем миром, в котором жила ее сестра. Он казался таким благополучным. Она подумала о том, как было бы хорошо, если бы здесь сейчас сидел Джоханнес: они все вместе пили бы slemp — у них всегда на Рождество готовят этот молочный напиток с пряностями — и ели бы oliebollen — пончики с изюмом. Но этого не будет.
Из кухни вышла Джулиана; она была взволнована, но ей удалось улыбнуться.
— Теперь ваша очередь. Я скоро ухожу, вот ключ от квартиры. Встретимся дома.
— Куда ты идешь?
— В Сохо. Я ненадолго.
— А как же наш кавалер в дождевике?
— Не волнуйтесь, тетя Вилли, я разберусь с ним. — На этот раз ее улыбка была искренней, а темные глаза просияли. — Можете не сомневаться.
Вильгельмина отнюдь не была убеждена в этом и сочла самоуверенность Джулианы неуместной, но не стала спорить. Если бы соглядатай собирался как-то навредить им, то он бы, наверное, уже сделал это или, по крайней мере, вел бы себя осторожнее. Похоже, он только следит за ними. Но зачем? Кому это понадобилось?
Она вздохнула и кивнула племяннице.
— Будь осторожна. — Вилли тоже принужденно улыбнулась. — А то мне придется объясняться с твоей матерью.
Джулиана рассмеялась и пошла к стойке, собираясь перекусить на дорогу, а Вильгельмина направилась на кухню. Там, в кладовой, за маленьким столиком она и нашла сестру. На ней были повседневные брюки и джемпер, волосы, тронутые сединой, были сколоты на голове; но даже в таком виде Катарина выглядела очень элегантно. «Я в этом наряде, — подумала Вильгельмина, — смотрелась бы заурядной толстухой». Они с сестрой всегда были очень разными.
Перед Катариной стояли заварной чайник и тарелка со speculaas, хлебом и сыром, к которым она не притронулась.
— Вилли, — охрипшим голосом произнесла она и тут же перешла на голландский. — Терпеть не могу высокопарных слов, но я очень рада, что ты приехала. Ну, то есть, я имела в виду…
Вильгельмина ободряюще улыбнулась.
— Я знаю, что ты имела в виду, Катарина.
— Джоханнес… — Ее голос упал, на глаза навернулись слезы.
— Да. Нам будет не хватать его.
— Мне почему-то даже не приходило в голову, что он когда-нибудь умрет. Вилли, что же с нами случилось? Помню, когда я была маленькая, я и представить себе не могла, что смогу жить отдельно от семьи. Я думала, что вечно буду жить с мамой и папой. И с тобой, и с Джоханнесом. Думала, что вы всегда будете рядом.
— Но это ты уехала от нас, — возразила Вильгельмина без всякого осуждения, лишь констатируя факт, и налила чай в фаянсовые кружки.
— Знаю, но я не могла и подумать, что нас так раскидает по свету. Мне…
Голос Катарины прервался, и она дрожащими от волнения руками принялась поправлять прическу, рассыпав шпильки и уронив конец косы на плечи. Вильгельмина вспомнила, какими белокурыми были в детстве волосы младшей сестры, как она заплетала ей косу и делала это нежно и осторожно, чтобы не причинить боли. Руки Катарины дрожали, и она быстро убрала их под стол.
— Вилли, ты такая сильная, — опять заговорила она, пытаясь улыбнуться. — Не хочу обманывать тебя, да и себя тоже. Я действительно очень рада тебе. Не буду лукавить, твой приезд — настоящее облегчение для меня. Я столько лет… — Она глубоко вздохнула. — Я до сих пор полагаюсь на тебя.
— Это не страшно, Катарина.
— А ты? На кого можешь рассчитывать ты?
— На себя. Просто потому, что больше не на кого.
— А на меня?
