теперь думаешь? Если ты когда-нибудь захочешь, всерьёз захочешь, мы займёмся этим вопросом. Пока давай просто жить, ладно? У нас охрененный секс, и я люблю тебя.
– Но ты не хочешь меня больше.
– С чего ты взяла?
– Ты не приходишь ко мне, работаешь допоздна, – шмыгаю носом. – Почему, Дерек? Это из-за Андреа? Потому что я позволила поцеловать себя? Или из-за того, что сказала Анхелю? Но это же враньё. Или потому, что я сделала ему минет? Но я же сделала это ради нашего спасения. Я сразу знала, что отрежу его окаянный отросток. Или… – осекаюсь от страшной догадки. – Ты боишься, что твой пенис постигнет та же участь? Но нет же… я же не собираюсь…
Дерек улыбается.
– Принцесса, ну ты и запарилась, – он качает головой. – Могла и сама прийти. Спала бы у меня в комнате. Да хоть переехала бы, я только за. Но ты засыпала в своей кровати. Когда заходил к тебе, ты уже видела десятый сон. Думал, ты не хочешь пока близости, потому что из-за меня тебе пришлось… – Дерек осекается. – В общем, решил дать тебе время оправиться от случившегося. Я ведь и сам разваливался. Только позавчера смог худо-бедно закончить силовую тренировку. До этого просто метал ножи или стрелял. А первые полторы недели вообще ничего не мог. Одеться – уже казалось подвигом. Стрёмно чувствовать себя беспомощным и жалким. Таким и был первые три недели, на четвёртой постепенно начал подключать силовые, но это было то ещё веселье, – он усмехается. – Знаешь, не было никакого желания стонать в постели от боли, а не от удовольствия. Да, нужно было тебе сразу сказать, но не хотелось выглядеть слабым. И я не думал, что ты воспримешь всё на свой счёт. Я хочу тебя. Правда. Это никуда не делось. Чувствуешь? – он прижимает мою ладонь к своему паху. – Очень хочу. Ты такая милая сейчас. Даже слёзы тебе идут, – Дерек проводит пальцами по моей щеке.
Судорожно втягиваю воздух. Ну и дурочка. Он же всё делал через боль, первое время даже ходил с трудом, я прекрасно об этом знала. Вот ведь тупая эгоистка!
– Любовь – это же не только секс. Ты сама мне это говорила. Я помню. Ты говорила, что любовь – это забота, уважение и принятие. Я хочу всё это дать тебе. Не всегда у меня получается. Чёрт! Вообще не получается. Я хочу всю тебя. Каждую минуту. Но я стараюсь думать разумно. Очень стараюсь. Просто не совсем понимаю, как порой поступать. И меня несёт. Ты всегда была слишком желанной для меня. Мой криптонит. Ничего не изменилось, как я ни пытался.
– Дерек…
– Знаю, то, что я тебе наговорил в больнице, это слишком, наверное, для тебя. Ты ведь теперь считаешь меня психом, – он усмехается. – Иначе зачем ты изучила столько книг про людей с отклонениями?
– Чтобы убедиться, что ты не псих.
– Ну вот, – он кивает.
– Погоди, ты что, помнишь наш разговор?
– Помню. Слушай, а зачем тебе это? – он берёт со стола толстую книгу, и я вспыхиваю.
– Хочу больше узнать о вашем мире.
Дерек смеётся, кладёт книгу обратно на стол и встаёт.
– Нора, это художественная литература, а не справочник про мафию. Если хочешь о чём-то узнать, спроси меня.
– Нет уж, – бурчу. – Хватит с меня вопросов.
– Ладно, – он протягивает мне пакет. – Примерь.
– Что это?
– Магический артефакт для поднятия женского настроения.
Открываю пакет и достаю оттуда серебристое платье. Как он угадал с цветом? Именно что-то такое я и хотела. Улыбаясь, снимаю халат и надеваю платье. Дерек подводит меня к зеркалу.
– Лучше?
– Определённо.
Кручусь, любуясь, как ткань повторяет изгибы тела. Платье длинное, на тонких бретелях. Спина открыта, а тонкая шнуровка добавляет изящества. Ткань мерцает серебристыми переливами, идеально дополняя бриллиантовую слезу, лежащую в ямочке между ключицами.
– Как тебе удаётся?
– Что именно?
– Угадывать меня. Оно восхитительно, спасибо.
– Мне нравится видеть твою улыбку, – Дерек кладёт руки мне на плечи и смотрит в глаза. – Проблема в том, что я кретин, и твои слёзы мне тоже нравятся. Знаешь, – он убирает за ухо прядь моих волос. – Когда всадил в тебя металлические шипы, я…
– Ты возбудился, – киваю. – Я заметила.
– Странно, что ты даже не припомнила мне это.
– Я тебе нож к горлу приставила.
– Подумаешь, царапина. Это было так возбуждающе, – он сплетает руки на моей талии. – У тебя глаза горели.
– Ты делал это с другими? Тот кнут с шипами, он же не просто так там висит. Делал, да?
– Да.
– И с Луизой?
– Нет. Ни с одной из тех, кого ты знаешь.
– Тогда с кем?
– Есть женщины, которым это нравится. Нравится, когда с ними вот так. Они профессионалки. Однако это в прошлом. Давно никого не калечил. Я собирался нанести тебе лишь один удар, но, когда хлестанул тебя и увидел кровь, не смог сдержаться, чтобы не всадить их ещё раз, – он отпускает меня и отходит. – Уже поставила мне диагноз? Дай угадаю. Я садист?
– Мазохист.
– Это ещё почему?
– Ты просил кого-то из них делать такое с тобой?
Дерек молчит.
– Значит, просил, – усмехаюсь. – Ты фанат боли. И больше всего тебе нравится причинять её себе. Ты так и не смог простить себя за то, что случилось с Бакки. Лоренцо убил его, а ты винишь себя. Запрятал это глубоко внутри, но до сих пор терзаешься. Возможно, я ошибаюсь, и Бакки тут ни при чём. Но ты не можешь простить себя за что-то. За многое, на самом деле. Твоё чувство вины – оно ест тебя изнутри. Без этого ты уже не можешь. Ты пытаешься не показывать эмоции, прячась за разными масками. Грубость, отстранённость, безразличие, жестокость. Ты причиняешь вред другим, доказывая всем, в том числе и себе, что ты чудовище. А потом ты ненавидишь и винишь себя. Это твой истинный наркотик. Банальное чувство вины. И боль. Ты боготворишь её. Испытывая её сам и причиняя её другим, ты чувствуешь себя живым.
