– Мы не можем остаться здесь навсегда, ты же знаешь, – сказала ей лениво Нетта одним февральским вечером. – Симона говорит, что ты нужна в Numéro Seize, и когда я это услышала, то сразу почувствовала, будто у меня что-то отняли и зашвырнули назад в Марсель. – Она вздохнула. – Я подумываю о том, чтобы забросить все и опять выйти замуж.
Нетта взглянула на Поппи, свернувшуюся на диване и смотревшую на огонь, ребенок спал в манеже рядом с ней.
– А как насчет тебя?
– Забросить Numéro Seize? Сейчас я не могу этого сделать, Нетта. У меня есть Роган, и я должна думать о нем. Я должна зарабатывать деньги, чтобы вырастить его. Мальчику нужна будет школа. А его будущее? Наследство?
– Я имела в виду замужество – не деньги.
– Замужество? – Поппи удивленно посмотрела на Нетту. Нетта знала, что чувствовала Поппи к Франко. – Я знаю, что никогда не выйду замуж.
– А почему нет? Ты сможешь опять влюбиться, если только ты это себе позволишь.
– Не будь смешной, Нетта, – сердито ответила Поппи. – Я – мадам Поппи. Кто женится на такой женщине?
– Две твои девушки вышли замуж, – возразила Нетта. – Соланж вышла за влиятельного политика, и теперь она гранд-дама. А Белинда – за мужчину с титулом.
– У него есть титул и нет денег, – вздохнула Поппи. – Белинда вернется назад, когда он не сможет дать ей ту роскошную жизнь, к которой она привыкла в Numéro Seize. Этот адрес – словно клеймо на всю жизнь.
– Дом теперь твой. И ферма тоже, – сказала Нетта. – Ты богатая женщина, Поппи.
Поппи подумала, что Нетта права. Она была богата. Она приняла дар Франко – Numéro Seize и ферму в Монтеспане – ради Рогана. Эта собственность обеспечит его будущее в случае, если с ней что-нибудь случится. Но тем не менее ей придется продолжать свое дело в Numéro Seize, потому что она все еще стремилась к комфорту, который обеспечивало большое состояние. Когда она станет очень богатой, никто не сможет ранить ее. Богатые никогда не страдают, они никогда не чувствуют боли. Они живут в надежной изоляции от окружающего мира в свое удовольствие. За эти годы она узнала много о «богатых». И она постоянно покупала недвижимость – понемногу, то тут, то там, вокруг больших городов Франции и даже Италии. Конечно, в данный момент они были бесполезны, но Поппи до сих пор доверяла совету Франко. И она была уверена, что однажды это сделает ее самой состоятельной женщиной в мире, и она найдет способ быть счастливой и без мужчины. И без любви.
Она подождала еще месяц, пока ребенка можно было отнять от груди, а потом оставила его в Монтеспане на попечении пышнотелой, любвеобильной няни, которая уже вырастила двоих своих детей.
– Роган никогда не узнает о Numéro Seize, – плакала она, когда они возвращались в Париж. – Он никогда не узнает правду о своей матери.
– Ну почему бы тебе не бросить все и не поехать домой к своему сыну? – умоляла ее Нетта. – Ведь там твой дом.
– Я не могу, – отвечала Поппи, вытирая слезы и садясь прямо. – Мне нужны деньги, Нетта.
Дом выглядел таким же красивым, каким она его помнила, и ее девочки взволнованно столпились вокруг нее, радуясь ее возвращению. Но, конечно, ни они, ни кто-либо из посетителей Numéro Seize не знали о ребенке.
Лючи заверещал от восторга, когда снова оказался в гуще суеты и шума, и, раскаявшись, что она уделяла ему меньше внимания из-за ребенка, Поппи поспешила к Картье и заказала два кольца с изумрудом и бриллиантом для его лапок.
– Ты такой красивый, мой дорогой Лючи, – прошептала она, когда он взглянул на них с любопытством. – Разве я не говорила тебе, что в один прекрасный день я сделаю тебя Принцем Попугаев? – Она засмеялась. – Это только начало. В этой семье ты будешь носить драгоценности, Лючи. С меня хватит «жемчугов шлюхи».
Несколько недель спустя, возвратившись после счастливо проведенного дня на ферме вместе с Роганом, Поппи нашла на своем письменном столе письмо. Оно было в простом однотонном кремовом конверте и надписано почерком, которого она не знала. Но она была очень занята и только вечером нашла время, чтобы вскрыть его. Оно было напечатано крупными черными буквами на кремовой бумаге, и Поппи вскрикнула, когда начала читать его.
Мистер Грэг Констант с ранчо Санта-Виттория очень желал бы знать, где вы и что поделываете. Если вы не хотите, чтобы он узнал, кем вы стали и где вас найти, вы должны следовать этим указаниям. Положите десять тысяч американских долларов в кожаный саквояж. Возьмите его с собой, когда поедете за город в пятницу, как обычно. Остановитесь у старой заброшенной конюшни и положите саквояж в первую кормушку. Не наделайте глупостей. За вами наблюдают – и за вашим ребенком тоже. Если откажетесь повиноваться нашим указаниям, мы отомстим без промедления.
Сердце Поппи похолодело от слова «месть». Она подумала о своем ребенке, беспомощном и счастливом с няней в Монтеспане, и первым инстинктивным ее движением было побежать к нему, схватить его в свои объятия и защитить его от любой опасности. За ней следят, говорилось в записке… Неожиданно она впала в панику. Кто следит за ней? Кто ненавидит ее настолько, что готов делать такое? Кто был так жесток и злобен? И кто знает?
Здесь не мог знать никто – она была уверена в этом. Только Симона и Нетта знали правду, но они ее друзья. Еще одним человеком, знавшем о Грэге, был Франко. Она до сих пор не знала, как он получил информацию о ней, но она знала, что эта информация есть. Конечно, это не Франко. Но кто же был шантажистом? Неожиданно в ее голове всплыло лицо Дотторе; она видела его так ясно, словно он был здесь, в этой комнате. Очки в тонкой золотой оправе отражали свет, и его глаз не было видно; глубокий шрам пересекал его щеку, тонкогубая зловещая улыбка и ровный, леденящий голос… Дотторе был из ближайшего окружения Франко; вполне возможно, что он мог получить каким-то образом доступ к этой информации о ней… И что там говорил Франко о том, что его предали?
Поппи смотрела на телефон. Прошел уже год с тех пор, как она ездила в Неаполь. Родился Роган, время неслось вперед. Но Франко сказал, что, если что-нибудь случится, если она будет нуждаться в нем, она должна позвонить…
Она взглянула на письмо, все еще зажатое в руке…
За вами наблюдают… Мы отомстим без промедления…
А Роган был один на ферме – только с няней и старыми мсье и мадам Жолио.
Взяв трубку, она позвонила в свой банк и попросила их приготовить десять тысяч долларов к полудню. Нет, говорила она. Она не думала, каков курс обмена и очень ли дорого покупать доллары на франки прямо сейчас; они нужны ей немедленно.
По мере того, как Поппи приближалась к нужному ей месту, заросли деревьев и кустарников сгущались, делая надвигающиеся сумерки еще более густыми. Поппи остановила машину напротив заброшенных конюшен. С черным кожаным саквояжем, зажатым в руке, она нервно взглянула на дорогу. Эти конюшни принадлежали раньше одному местному жителю, который давно умер, и они так и остались бесхозными. Крыша прохудилась от времени и плохой погоды, и стены грозили вот-вот рухнуть.
