Ознакомительная версия.
Камнемет заскрежетал всеми своими суставами, ведро с грохотом врезалось в землю, вздымая кучу пыли, балка взметнулась, камень взвился в небо, забирая все выше и выше. Над головой Артема он достиг своего апогея и начал падать, устремляясь на этот раз, без всякого сомнения, к цели.
— Ну же, ну! — проговорил Артем в нетерпении.
Кажется, Господь услышал их молитвы и заставил камень бабахнуть куда следует. Он затаил дыхание.
Под воздействием силы тяжести камень несся к земле. Не задев, он миновал перила и, к ужасу Артема, прошел точно сквозь проем в середине моста и скрылся в бурлящей воде, вызвав столб брызг, окативших доски снизу.
— О, черт! — Артем схватился за голову. — Такой удачный выстрел, и все опять к бебене фене!..
Он ожесточенно выругался и вдруг с поразительной ясностью понял, что перестал ощущать себя приговоренным к смерти. Там, наверху, когда он спорил с Рыжковым, это ощущение жило в нем и мешало сосредоточиться на главном — понимании, что нет безвыходных ситуаций, если ты настроен сражаться за свое будущее. Нет, он еще не мертвец, и бандиты не перейдут через этот мост, пока у него и его товарищей есть хотя бы один шанс на успешную борьбу. Но по мере того, как росла в нем и крепла надежда, в груди что-то сжималось, давило, пока не переросло в неприятную тягучую боль. Пока надежды не было, его нервная система была в порядке и в полной боевой готовности, потому что ему были дороги каждая минута, каждая секунда жизни и некогда было отвлекаться на сомнительные размышления вроде «А что будет дальше?». Но появившаяся вдруг возможность выжить вновь сделала жизнь более ценной, с ней будет труднее расстаться, и Артем немного занервничал. Человек, считающий себя без пяти минут мертвецом, не боится умереть, страх приходит только с надеждой.
Он вернулся к камнемету и сказал Шевцову:
— Ну ты и артиллерист, черт возьми!
Даже под густой щетиной было видно, как тот вспыхнул:
— Что ты имеешь в виду?
— То и имею, что сказал, оказывается, ты — прекрасный артиллерист. Последний выстрел был просто замечательным! Просто в том месте не оказалось настила. Камень прошел через дыру.
Шевцов довольно усмехнулся:
— Значит, мы все-таки пристреляли это чудовище.
— Давай продолжать, — сказал Артем, — и будем надеяться, что этот выстрел не был случайным.
Камнемет, содрогаясь и стуча всеми своими деталями, метал каменные бомбы весь оставшийся день. Мужчины работали как рабы, натягивая веревки, поднося камни, взвешивая их на весах, присматривать за которыми взялась Агнесса. Постепенно они приноровились достаточно точно определять вес камня на глазок — чтобы не тащить десятикилограммовую тяжесть пару сотен метров до камнемета, где Агнесса могла камень забраковать.
Артем все время посматривал на часы и фиксировал выстрелы и их частоту. Он подсчитал, что за два часа скорость стрельбы возросла до двенадцати камней в час. Попаданий было семь — одно в час. Сам Артем видел только три из них, но этого было вполне достаточно, чтобы убедиться, что мост не в состоянии выдержать подобной бомбардировки. К сожалению, снаряды лупцевали по настилу вразброс — бить в одну точку никак не получалось, но все-таки удалось надломить несколько досок. Конечно, это не могло помешать бандитам перейти мост пешком, но они вряд ли рискнули бы пустить через него автомобиль.
Но наибольшее удовлетворение у Артема вызывало понимание, что противник в данном случае бессилен что-либо предпринять. Действительно, предотвратить постепенное размолачивание деревянного настила в щепки мог бы только минометный огонь по камнемету или бомбовый удар, но минометов и авиации в распоряжении бандитов не имелось. И они реагировали на каждый выстрел как могли. Сначала с той стороны раздавались винтовочные и автоматные выстрелы, но вскоре они прекратились. Теперь после каждого выстрела стали слышны только крики — торжествующие, когда камень пролетал мимо, и раздосадованные, почти стоны, когда удар приходился по мосту.
Где-то за полчаса до наступления темноты к Артему подошел Малеев и сказал:
— Нужно заканчивать на сегодня. Камнемет и так хорошо поработал. Если мы не остановимся, то через пару выстрелов он развалится на части.
Артем выругался и с досадой посмотрел на стоящую перед ним серую фигуру — Сергей был с ног до головы покрыт пылью и лишь белки глаз продолжали сверкать на его измученном лице.
— А я думал, что за ночь мы расколошматим мост до основания.
Но Малеев не умел лукавить и лишь развел руками:
— Ничего не получится, Артем Егорович! Камнемет сильно расшатался, а одна из балок треснула. Не забывайте, что они из сухого дерева. Если мы не займемся ремонтом, то машина снова превратится в кучу хлама, из которого мы ее собрали.
Артем сжал кулаки в бессильной злобе. Он резко повернулся, сделав несколько шагов, но тут же вернулся:
— Есть хоть какая-то надежда, что к утру вы его отремонтируете?
— Евгений Александрович сказал, что надо попытаться, — ответил Малеев. — Мы посмотрим…
— Не надо пытаться, не надо смотреть, надо сделать! — рявкнул Артем и, не оборачиваясь, зашагал в темноту.
Над горами тускнел кровавый закат. Все вокруг засыпало, укутанное прохладой и тонким покрывалом тумана, опустившимся на землю, как только солнце скрылось за отрогами Тагульского хребта.
Ночь обгоняла Артема. В глубокой тишине леса четко отдавались его шаги. Он без особого труда лавировал между поросшими мхом и баданом камнями и отбрасывающим причудливые тени валежником. В тайге было гораздо темнее, чем среди скал, и от этого обострялось чувство одиночества, а на душе было еще горше, и он сам не знал почему.
Наконец он нашел укромное местечко и сел, привалившись спиной к стволу дерева. Перед ним был плоский камень, достаточно сухой, покрытый жесткой щеткой лишайников. Артем осторожно поставил на него бутылку. Внутри нее вдруг замерцал неясный отблеск — это взошла луна и высветилась в глубине бутылки перламутровой жемчужиной.
Артем долго смотрел на этот отблеск, пока он не исчез: луна сместилась на небосводе, значит, прошло не менее часа, чем он осознал, зачем забрался в этакую глухомань. Он страшно устал, в последнее время спал урывками, и напряжение, постепенно перераставшее в глухое раздражение, которое все чаще выливалось в приступы ярости, говорило об одном — он, полковник Таранцев, на грани нервного срыва, и этот срыв необходимо предотвратить. Артем не знал другого способа, кроме одного — откупорить и опустошить бутылку, что весь день согревала его сердце и душу предчувствием скорого облегчения.
Ознакомительная версия.
