— Ну да, все так, конечно! А только от этого коня почему–то подальше держаться хочется! Такое чувство иногда возникает, что она меня не одаривает, а наоборот, отбирает у меня что…
— Господи, Свет, опомнись! Ну что, что она такое может у тебя отобрать? И сама не понимаешь, что говоришь!
— Нет, я понимаю, мам. Только объяснить не могу. Я только чувство могу свое объяснить.
— Ну, так объясни!
— Ой, как бы это словами сказать…
Света задумалась, смотрела куда–то мимо матери, наморщив лоб. Потом, будто решившись, произнесла на одном только выдохе:
— Она будто вселяется в меня в этот момент, мамочка, понимаешь? И живет мной. Будто я – это и не я уже, а одна только сплошная тетя Жанна. А меня будто и нет совсем!
— Господи, чушь какая…
— Нет, мам, не чушь! Не чушь! Вот когда она на себя что–нибудь в этих дорогущих бутиках подбирает, это еще туда–сюда, этот спектакль у нас нормально проходит. Хотя на ее фигуру шмотки подбирать – это же история целая. На ней все, что ни надень, как на корове седло смотрится… В общем, она примеряет на себя одно, другое, третье, потом психует и за меня берется. Вернее, за вещи, которые мне купить хочет. И ты бы видела ее в этот момент, мамочка! Это не рассказать, это действительно видеть надо! Как она эти вещи трогает, как в руки берет, каким у нее при этом сумасшедшим вожделением глаза горят! Такое чувство, что меня в этот момент и рядом–то нет. Да что меня – как будто вообще никого в магазине нет! Только она и эти модные тряпочки, на худую да стройную фигуру пошитые. Мне поначалу даже смешно было. Представляешь, наша довольно внушительных размеров, отрешившаяся вмиг от всего земного тетечка Жанночка - и в окружении маленьких модных тряпочек…И она их глазами вожделеет, и набирает, набирает целую охапку! А потом ведет меня в примерочную и напяливать их заставляет. И опять у меня при этом такое чувство мерзкое, что это и не я вовсе. Что нет меня, не существую в природе. Что это не я их напяливаю на себя, а она… А потом наступает третье действие этого спектакля, мамочка! Самое отвратительное! Она берет меня за руку и выводит из примерочной на обозрение. И опять у нее глаза диким каким–то восторгом горят, и она смотрит на всех будто торжествующе - вот, смотрите, красота какая! А однажды даже взяла и оговорилась. Вывела меня и спрашивает у продавщицы кокетливо: «Ну, и как я выгляжу?» А потом опомнилась и поправилась быстренько: «Ой, то есть мы, мы выглядим…»
— Свет, а ты не преувеличиваешь? Как–то странно все это…
— Не, мам. Не преувеличиваю. Говорю же – мне и самой поначалу смешно было. А потом поняла вдруг – не хочу больше. Не могу…
— Да почему, почему? Если даже все и так, как ты говоришь…Тебе что, подыграть трудно? Подумаешь, не спросили ее! Жанна, она вообще такая…
— А зачем, мама? Зачем подыгрывать, если я не хочу?
— Да затем, что я никогда и ни при каких раскладах не смогу купить тебе эти шмотки! Ты знаешь, сколько они стоят? Это же бешеные просто деньги!
— Да и не надо, мам! Я их все равно не люблю! И не ношу практически. Не могу я их носить. Такое чувство, будто в обмен на эти тряпочки меня сильно пощипали–уменьшили. Будто отрывали каждый раз по маленькому кусочку что–то только мое, очень ценное и необходимое, какое–то мое потайное внутреннее, которое ни при каких условиях и трогать–то нельзя! Потому что оно мое и только мое, это внутреннее. И никому права не дано… Вот как будто обокрали меня, или обманули в чем! Или изнасиловали…
— О господи, дочь! Не пугай меня! Я понимаю, что ты девочка тонкая да впечатлительная, но не до такой же степени! Надумала себе бог знает чего…Да Жанночка тебя без ума же любит!
— Ну да, любит! Конечно же, любит! Послушную куклу она в моем образе любит, а не меня! С таким же успехом она могла бы за собой манекен по этим проклятым магазинам таскать! Хотя какой манекен – от него ничего и не отщипнешь, и не переселишься в него глазами так запросто…Живая же кукла намного интереснее! В общем, мамочка, я не кукла. Я человек. И ни капельки от себя отдавать не хочу. Не пойду я больше с ней никуда. Так можешь ей и сказать. И тебе не советую за ними дерьмо ночами убирать, пока они дрыхнут! Унизительно все это, мама…Унизительно и страшно даже…
— Света, прекрати, наконец! Перестань! Мне надоели твои выдумки! – вдруг разозлилась на дочь Ася. Очень сильно разозлилась. Потому что на миг представилось ей, как она будет говорить Жанне, что дочь ее по магазинам с ней больше не пойдет…Она даже и лицо ее увидела в этот момент, и содрогнулась вся. Нет, нет и нет, она не выдержит Жанниной обиды, просто физически не выдержит! А то, что Жанна обидится, было совершенно определенно, уж она–то знала свою подругу…
— Мам, ну чего ты кричишь… — подняла на Асю удивленные глаза Света. – Я же тебе честно, как на духу, а ты кричишь…
— Да потому и кричу, что ты чушь, чушь несешь! Ты просто неблагодарная, зажравшаяся девчонка, вот ты кто! Нельзя людей так обижать! Нельзя плевать в колодец, из которого пьешь!
— Да не пью я из этого колодца! Не пью! И пить не собираюсь!
— Да? А как ты, например, милая моя, собралась образование получать? А? У меня нет таких денег, чтоб за твою учебу платить! Или ты у нас отличница–медалистка, на бюджетное место поступишь? Они же тебя, Левушка с Жанночкой, и учить будут! Ты что, не понимаешь этого? Я вот, например, прекрасно понимаю! И буду столько дерьма за ними убирать, сколько потребуется! Потому что я–то как раз и умею быть благодарной!
На последней фразе Ася вдруг задохнулась и схватилась руками за отвороты теплого махрового халата, будто застряло что–то очень больное и горькое у нее в глотке. Света посмотрела на нее, испуганно моргнув, и тихо совсем, будто уступив уже и сдавшись, еле слышно прошелестела:
— Но так же нельзя жить, мамочка! Нельзя, нельзя…
Потом вдруг отчаянно всхлипнула, обхватив руками голову и ткнулась лбом ей в плечо, и через секунду они обе уже плакали в голос, и обнимались, и вытирали пальцами одна у другой слезы со щек.
— Дурочка ты моя маленькая! Светочка! Ну что же делать теперь, если так жизнь сложилась? – с трудом выговаривала сквозь частые всхлипывания Ася. – И не надумывай себе ничего! Жанночка нас любит, очень любит… Мы столько лет вместе…Ты все, все себе придумала… Неправда все это, Светочка…
— Мамочка, ну не надо так унижаться, прошу тебя! – перебивая ее и мотая головой из стороны в сторону, причитала Света. — Это же невыносимо, в конце концов! Как ты этого не понимаешь–то? Да лучше вообще не надо мне никакого образования, я лучше работать пойду… Или сама поступлю…
