чердак. Там поместится куча народу.
Она пожала плечами:
— Это как-то неправильно.
Димка вздохнул и взял её вялую руку. За целый день это был их первый телесный контакт. Не считая пощёчины.
— Тань, — начал он нерешительно, — Я много думал об этом. О нас! Я не могу предложить тебе много. Пока не могу! Но я готов отдать тебе всё, что у меня сейчас есть. Комнатушку, где я провёл своё детство. Мои накопления, которых хватит на первое время. Моё сердце! Оно теперь тоже твоё.
Он усмехнулся собственной красноречивости. На резко очерченных скулах заиграл бесподобный румянец. Она смотрела на это лицо, знакомое до мелочей. Ладонь сама потянулась к нему! И, словно принося извинений за недавнее «рукоприкладство», Таня дотронулась гладкой щеки. Он накрыл её руку своей, стремясь продлить эту ласку. Каким же родным стал ей Димка! И кроме него и Олеськи во всем бесконечно огромном мире не было никого.
Таня поникла. Она отпустила себя и в этот момент вся боль, словно ждавшая где-то внутри, покинула хрупкое тело. Плечи её задрожали от всхлипов. Димка забрал недопитую чашку, поставил на подоконнике рядом с первой. А после — обнял! Разделяя страдания, исцеляя её повреждённую душу силой своей безвозмездной любви.
Ещё тогда, находясь на распутье, Таня уже понимала, что не сумеет расстаться с ним. Но и бросить Рогозина она почему-то никак не могла. Он выразил ей сочувствие по телефону.
— Если тебе нужна помощь с похоронами, скажи, — едва уловимая нотка волнения прозвучала на том конце провода.
— Спасибо, я справлюсь, — заверила Таня.
Он не настаивал, а только спросил спустя небольшую паузу:
— Мы увидимся в среду?
Она замешкалась:
— Я…
— Если тебе тяжело…, — начал, было, Рогозин.
Но Таня его оборвала.
— Я приеду, — сказала она.
— Отлично, тогда до встречи, — ответил он и повесил трубку.
Таня могла не идти, используя траур, как повод для легитимной отсрочки. Но она подсознательно чувствовала, что эта их встреча непременно должна состояться. И, как потом оказалось, интуиция не подвела её.
…Перрон наполнялся людьми постепенно. Они приехали на вокзал задолго до прибытия поезда, и Олеська уже измучила Таню вопросами. Чтобы отвлечь её чем-то, пришлось пожертвовать парой мелких купюр. Сестра ускакала в направлении «лохотрона». Большой прозрачный контейнер, полный мягких игрушек, стоял под навесом, завлекая наивную детвору. «Хватай-ка», — гласила яркая надпись.
Таня смотрела, как Леська скормила машине банкноту и, ухватив за рычаг, принялась выбирать свою «жертву». Одна попытка уже провалилась! Но сестра не отчаивалась и продолжала пытаться. Их скудный багаж уместился в два небольших чемодана. И это с учётом того, что впереди было три зимних месяца. Таня потрогала бюст, проверяя сохранность заначки. Грудь её увеличилась вдвое и теперь представляла собой два отзывчивых шарика.
Мужчина приятной наружности остановился напротив и, чуть склонив голову, уточнил:
— Вы не подскажите, какой это путь?
— Надеюсь, что правильный, — ответила Таня.
Он оценил её шутку и улыбнулся:
— Я имею ввиду…
— Четвертый, — перебила она.
Он благодарно кивнул и отправился дальше. Мусорка сбоку от лавки была переполнена. И хулиганистый ветер выдернул из массы обёрток одну. «Лакомка», — прочитала Таня, прежде чем он оттащил её к самому краю платформы. Ещё одно усилие, и обёртка упала на рельсы! Таня судорожно сглотнула. Она обернулась, ища глазами Олеськину куртку. Сестра всё ещё донимала игрушечный аппарат.
До прибытия поезда оставалось чуть более часа. Достаточно времени, чтобы подумать над тем, какая судьба ожидает их дальше. И как бы она поступила, если бы не тот разговор…
Квартира встретила молчанием с порога. Теперь тишина была нормой, и Таня с горечью вспоминала их ссоры с Олеськой. Они ругались по поводу чистоты, распорядка и отхода ко сну. Теперь сестра, наконец, стала жить, соблюдая все правила! А Тане так сильно хотелось услышать с порога её заливистый смех и крики мультяшных героев, болтовню с одноклассницей, или громкое:
— Тань, а давай сегодня ужин закажем?
Но Олеська молчала. Если раньше она проводила в «яйце» много времени, то теперь совсем не вылезала из него. Гибкие прутья чуть слышно поскрипывали, сквозь ажурную сетку было заметно копошение.
— Тук-тук, — сказала Таня, имитируя стук в дверь.
— Ага, — равнодушно отозвалась Олеська.
— Чего делаешь? — поинтересовалась Таня.
— Маникюр, — пояснила сестра и продолжила ровнять пилочкой свои миниатюрные ноготки.
— Как дела в школе?
Олеська устало вздохнула:
— Сойдёт.
Таня стояла, подбирая слова.
— Лесён, — наконец-то решилась она, — Я тут подумала… А давай переедем?
Леська отбросила пилку:
— Куда? К папе?
Таня вздохнула. Отчим выпал из жизни! Кажется, заливая своё безутешное горе, он позабыл о том, что у него была дочь.
— Нет, в другое место, — проговорила она.
Сестрёнка задумалась:
— А там поместится наша качеля?
— Ну, во-первых, она не наша, — напомнила Таня, — А во-вторых, там есть другая качеля. Она стоит во дворе, и на ней никто не качается.
— А почему не качается? — подозрительно бросила Леська.
— Ну, — Таня задумалась, — Потому, что это частный двор и другим нельзя заходить на него.
Сестра оживилась:
— Мы будем жить там вдвоём?
— Не совсем, — Таня притихла, думая, как сообщить, что кроме них в небольшом частном домике на берегу моря будет жить ещё трое совсем незнакомых людей. Хотя они с Димкой были знакомы заочно, и даже успели друг другу понравиться.
— Вообще, мне и тут хорошо, — заявила Олеська и вернулась к наведению красоты.
Таня вздохнула и принялась раздеваться. Было решено отложить разговор до лучших времён. Сейчас нужно было спешить! Рогозин терпеть не мог опозданий.
Прежде сестра всегда интересовалась, куда она собирается и зачем. А теперь, кажется, ей было всё равно! И, тем не менее, Таня вышла на середину комнаты и поправила платье.
— Лесь! — обратилась она к сестре.
Та неохотно приподняла одну бровь.
— Как думаешь, волосы собрать, или оставить? — спросила Таня.
Леська пожала плечами.
— По-всякому норм, — равнодушно сказала она.
Таня скисла, выпустив рыжие пряди из рук и поняв, что других советов от сестры не услышит. Сегодня она была в образе «Lady in Red»: красное платье с запа́хом оставляло интригующий разрез на правом бедре, а серьги с кораллами удачно дополняли ансамбль.
— Не сиди допоздна! — прокричала из коридора.
Олеська «агакнула», и Таня отправилась в ночь, к ресторану, где в этот вечер был запланирован очередной «романтический» ужин.
Лабиринты «Астории» были пронизаны светом многочисленных ламп. Прямо за парадным входом коридор разделяли несколько рукавов. И каждый посетитель, стоя на распутье, решал, чем закончится этот вечер. Готов ли он быть в центре внимания, или
