одно и то же, — сказала она и продолжила поиски.
— Вот это ищешь? — он вынул руку из кармана, и в воздухе, цепляясь тонкой тесёмкой за палец, повисли Танины трусики.
Она кивнула:
— Можно?
Рогозин сгрёб пальцами ткань и сжал в кулаке:
— Пожалуй, оставлю себе.
Таня машинально одёрнула юбку. В присутствии этого мужчины она всегда ощущала стеснение. Как будто это не он только что делал с ней гадкие вещи!
— Ты не волнуйся, Дениска присел, — проговорил Рогозин.
— К-куда? — она удивлённо вскинула брови. Призрак Волкова преследовал её до сих пор. Теперь Таня звонила сестре по три раза на день. И не приведи Бог, чтобы та не взяла трубку!
— В тюрьму, — Рогозин спрятал в карман её трусики.
Таня топталась на месте.
— А… за что? — наконец-то решилась она уточнить.
Он ответил пространно:
— За дело!
Таня молчала. Вопрос: «За какое?» так и не прозвучал.
Вместо этого она спросила:
— И надолго?
Рогозин пожал плечами:
— Как пойдёт.
Он был мастером лаконичных ответов, отбивая тем самым охоту продолжать разговор.
Таня уже собиралась уйти, как вдруг он спросил:
— Почему ты умолчала об изнасиловании?
Её словно током ударили! Таня застыла, боясь посмотреть на него.
— Я… я не знаю. Мне было стыдно, — сказала она, глядя в пол.
Рогозин вздохнул тяжело:
— Послушай, я понимаю, что это весьма неприятно. Но мне нужно знать, какие вопросы он тебе задавал?
— Я не помню, — Таня пожала плечами, хотя отчётливо помнила каждый вопрос.
— Хорошо, — терпеливо продолжил Рогозин, — Тогда скажи мне, это был обычный секс, или анальный?
Вздох удивления слетел с её губ! Может быть, дальше он спросит, сколько раз она кончила…
— Хорошо, — судя по голосу, запасы его терпения подходили к концу.
Но Таня упорно молчала. Тогда Рогозин спросил, уже не надеясь получить от неё хоть какой-то ответ:
— Это было несколько раз?
— Один, — ответила Таня.
Рогозин оживился, вынуждая её вернуться назад, в недалёкое прошлое.
— На кровати? — продолжил он свой допрос.
— В прихожей, — коротко бросила Таня, и детали произошедшего опять причинили ей боль.
С тех пор каждый раз, когда Олеська брала в руки куклу, ей грозил нервный срыв. Хотелось убрать её с глаз долой! Но сестра обожала игрушку, и каждый утро меняла ленты в её волосах.
— Он спрашивал, сколько вы платите мне, — вдруг сказала она.
Рогозин уставился с интересом:
— И ты сообщила?
— Нет, — Тане вдруг стало так стыдно. В отличие от многих девушек, она знала себе цену. И цена эта была неизменна.
Он прошёлся по комнате и встал у окна. Не отнять, картина была живописной! Меж танцующих штор Рогозин смотрелся, словно капитан корабля. Казалось, что там, за окнами, плещется море…
— Значит, хотел сделать мне больно, — проговорил он задумчиво и перевёл взгляд на Таню.
Она поймала его, и что-то совсем незнакомое померещилось ей в этом взгляде. Рогозин смотрел на неё, но как будто насквозь! Тане вдруг показалось, что у неё за спиной стоит кто-то другой, ещё один собеседник, к которому он обращается.
— Что ж, у тебя получилось, — сказал он ему.
Спрятав свой гонорар, Таня ушла. Неприятный осадок, оставленный этой беседой, очень скоро рассеялся. Сидя в машине и слушая ночное радио, она размышляла. Сегодня утром мама обмолвилась, что видела папу. Слава Богу, во сне! Решкой вверх у него на ладони лежала монета. Что это значит, понять было трудно. Таня знала одно — покойники просто так не приходят. Но, изучив толкования сонника, решила отставить тревогу.
«Видеть во сне мужа, который умер в реальной жизни, означает, что ваше поведение в обществе или при взаимодействии с другими людьми нуждается в пересмотре и улучшении», — гласило одно из таких. С этой трактовкой было трудно поспорить! Мать терроризировала персонал больницы, и медсёстры, возможно, тянули жребий, выбирая, кто на этот раз будет в «зоне её поражения». Эмоциональные срывы были одним из последствий лечения. Однако наравне со стабильным движением в лучшую сторону, они казались пустячными…
Из зала доносились мультяшные крики. Леська опять до полуночи пялилась в телевизор! Таня разулась и посмотрела на куклу. Белоснежная лента, вплетённая в косу, превращалась в кокетливый бант. Стеклянный взгляд излучал бесконечное счастье. Она потрогала белую туфельку и решила, что сегодня не станет ругаться с сестрой.
В тот день было пасмурно, а мама любила солнце. Ещё она терпеть не могла лилии. Точнее, их запах! А кто-то из соседей приволок огромный букет белых лилий, и теперь он стоял там, и благоухал. Таня смотрела в окно. На людей ей смотреть не хотелось. Потоки их жалости раздражали! Она не обернулась даже, когда соседка тёть Нюра с её неизменной заботой и попытками накормить, положила ей на плечо свою мягкую женскую руку.
«И всё-таки, хороший у нас дом», — подумала Таня. Вон сколько людей собралось! Кажется, весь их подъезд. Кто-то взял на себя стол, а кто-то — заботу о Леське. Сестра была под присмотром, в стороне от всеобъемлющей скорби.
С неба лило целую ночь напролёт. Это значительно осложнило процесс. И двое могильщиков периодически громко ругались, черпая лопатами мокрую грязь. Стоя на кладбище, Таня смотрела, как уменьшается холмик земли. Казалось, что всё это сон! Очень долгий, мучительный…
— Ты сходи обязательно, не пожалеешь, — долетел до её ушей отголосок чьей-то беседы.
— А сколько берёт, говоришь?
— Вообще-то пятьсот, но мне по знакомству за триста.
Дождь усилился, пару капель упало на щёки. Таня вытерла их раздражённо! Словно таким образом небо осуждало её «сухие» глаза, призывая заплакать. Она держалась назло! Просто знала, что если начнёт, то уже не сумеет остановиться.
— Я здесь, — прошептал чей-то голос.
Кто-то раскрыл над ней зонт. И ладонь её ощутила прикосновение.
— Я думала, ты не придёшь, — излишне спокойно сказала она.
— Прости, задержали, — ответил он виновато.
«Познакомься, мам. Вот это мой Димка», — подумала Таня. Горло перехватило! Она закрыла глаза, вспоминая лицо. Не такое, каким оно было в последнее время. Пожелтевшее, изнемождённое! А то, каким она помнила его в своём детстве. Волевое и гордое, со вздёрнутым кверху носом и густой тёмной чёлкой до самых бровей.
— А нос у тебя всё-таки мой, — произнесла мама в тот последний их разговор. Вернее, тогда ещё Таня не знала, что он будет последним.
Они сидели в ожидании медсестры. Было уже половину седьмого утра. Она дёргалась, боясь опоздать на работу. Мать как-то странно откинулась на подушки.
Таня бросилась к ней:
— Тебе плохо?
Но мама её оттолкнула:
— Таня, скажи мне одно!
