Ознакомительная версия.
В третий раз я возвращались из Парижа, пронося смерть через таможню. В первый раз это было тело Альбины, убитой пулей, которая была записана на мой счет. Во второй раз я везла с собой свидетельство о смерти Владимира Шахова, моего мужа, покончившего с собой в клинике доктора Мортона. Сегодня на пальце у меня было кольцо со звездой с ночного неба, которое мне подарил Серж Дюваль, небольшой портрет бывшего жениха и мертвое пространство в душе.
Мир был рядом, непривычно рыжий, немного потерянный, что было еще более странным, чем цвет его волос. Еще вчера и целую неделю до этого он давал последние показания в суде против Жана Этьена. Суд длился всего несколько дней, и никакие адвокаты не смогли защитить мафиози от пожизненного заключения в тюрьме. Конечно, показания моего воскресшего мужа были лишь малой каплей в чаше правосудия, но таких капель собралось много, очень много. К тому же он потерял авторитет внутри банды. Время Этьена прошло. Его не захотели поддерживать свои подельники, недовольные его неразборчивостью в средствах, жадностью и злопамятством. Недовольство внутри банды нарастало, одним из самых непримиримых противников Этьена оказался его первый помощник — Клаус Краузе. Если бы Мир не застрелил его, Краузе скорее всего тихо убрал бы своего шефа и операция полиции сорвалась. Теперь же не только мафиозная верхушка оказалась за решеткой, но и все каналы распространения были пресечены. Сотни наркодилеров распрощались со свободой, тысячи мелких распространителей давали показания не только в полицейских отделениях Парижа, но и по всей Франции.
Все прошло чудесно, все были довольны, только как-то никто не заметил, что смелый русский парень, оказавший неоценимые услуги французской полиции, потерял все, что имел. Его гордость, дело всей его жизни, то, чем он дышал последние семь лет, — все это было разрушено, продано по частям, превращено в цифры, запрятано на разные счета в разные банки.
Деньги никогда не были целью Мира. По правде говоря, он и не знал, что с ними делать, если не вкладывать в развитие дела. Дело — вот самоцель, вот причина и повод. Что теперь? Что будет делать теперь Мир Шахов, мальчик из приюта, добившийся немыслимых высот и потерявший все?
Я сидела возле иллюминатора и смотрела на облака. Пока Мир выступал в суде, я хоронила Сержа Дюваля. Незаменимый доктор Мортон со шприцем наперевес ввел меня в странное состояние ходячего анабиоза. Он говорил, что снимает нагрузку с моего бедного сердца, но снял нагрузку и со всего остального. Меня водили, как куклу, сажали, поднимали, переодевали, укладывали спать. Мир был занят, поэтому со мной была Мишель. Ничего не помню, только один момент в похоронной конторе, когда я долго сидела у открытого гроба, глядя на спокойное, благородное лицо своего жениха. Мортон так и шнырял вокруг, стремясь ужалить в распухшую от уколов вену. Он несколько раз подходил и брал меня за руку, считая пульс, и наконец стал жутко раздражать. Когда он подплыл еще раз, я вскочила с места и схватила его за грудки. Мне хотелось вытрясти из него его пропахшую валерьянкой душу, но Мишель мягко обняла меня и отвела судорожно сжатые пальцы от лацканов пиджака эскулапа. Я села на место, по щекам побежали слезы.
Когда я позвонила маме и рассказала все, она зарыдала в голос — вместе с Дювалем умерла ее мечта о счастливой старости в окружении внуков. Возвращение Мира маме показалось дополнительной неприятностью, свалившейся лично ей на голову.
На похоронах мне даже сочувствовали. Ведь я не получила ни копейки из наследства, оставленного Сержем. Просто ничего, кроме кольца и фотографии. Кстати, фото я украла с каминной полки квартиры Дюваля.
Как ни странно, но Мир понял мое душевное состояние. Он и сам переживал из-за смерти Дюваля, коря себя за нерасторопность, медлительность, слабохарактерность. Он считал, что если бы выстрелил раньше, то Серж был бы жив. Но Мир не был виноват. Он бизнесмен, а не снайпер. Ему и так удалось уложить Краузе с первого выстрела, а для этого человеку без навыков стрельбы необходимо было прицелиться. На этом он потерял последнюю секунду жизни Сержа Дюваля.
Первое время я все спрашивала себя, его, полицейских, всех: «Почему? Почему погиб Серж? За что?», и именно Мир мне дал самый ясный ответ. Никогда раньше он не предавался философствованию, а вот в тот раз сказал:
— Серж Дюваль погиб из-за нас с тобой. Мы приносим людям несчастья. Всем, кто нас любит, мы сначала разбиваем жизнь, а потом приводим их к гибели. От нас с тобой, Ленка, одни неприятности. И другим, и себе. Но теперь мы не можем с тобой расстаться, на нас слишком много крови и смертей. Каждого по отдельности наши призраки сожрали бы, а вдвоем мы отобьемся.
Я отвела взгляд от облаков за выпуклым стеклом и посмотрела на Мира. Он дремал, посапывая, как ребенок. Взяла его руку и прижалась к ладони щекой.
— Что ты? — спросил он сонно, не открывая глаз.
— Как мы будем жить в России? Чем займемся?
— Мы не будем жить в России. — Мир не открывал глаз, но выражение его лица стало неуловимо меняться. — Завтра у меня назначена встреча с одним мужиком, директором химического завода в Забулдыхове. Если все пойдет, как я предполагаю, то снимем деньги со счетов и вложим их в его завод.
— Как это — завтра встреча? Мы же едем домой! У нас билеты…
— До Забулдыхова, — закончил мерзавец в тон мне и сделал вид, будто снова заснул.
— Проснись немедленно! Я хочу домой. Мне плохо, мне тяжело. Я буду отдыхать! Или дай мне денег на отдых.
Я потрясла его для убедительности, но негодяй только ухмыльнулся в бородку и, поерзав на сиденье, снова закрыл глаза.
— Ну ладно, — сказала я. — Выкладывай!
Он живенько повернулся ко мне и стал выкладывать свой план:
— Я буду поставлять удобрения в Голландию. То, что надо для тюльпанов. У них бедные почвы, и я уже все продумал! Разрабатывать новый состав будут в одном НИИ, я уже договорился. Они за копейки горы свернут, а я, ты знаешь, Ленка, не жлоб. За полгодика сделают разработку, тем временем и заводик обновлю. Прикинь…
Я не верила своим глазам: еще час назад он был мрачен, искал пятый угол, капризничал над поданным в самолете обедом, а сейчас — просто Феникс, возродившийся из пепла! И снова удобрения! Неужели недостаточно семи лет борьбы с мафиями двух стран, чтобы отбить навеки интерес к химии?
— А мы опять в наркоту не влипнем? — поинтересовалась я.
— Ха! — торжествовал Мир. — В Голландии нет наркомафии, там наркотики легализованы. — Потом немного подумал и добавил: — Но я еще наведу справки.
— Я не могу. Не буду работать. Устала.
Ознакомительная версия.
