— Ты очаровательно краснеешь, — тихо проговорил он и осторожно высвободил свою вторую руку. Мои кисти безвольно упали на колени. Он нежно погладил мою щеку, а потом взял мое лицо в свои мраморные ладони.
— Не шевелись, — прошептал он, словно я и так уже не окаменела от волнения.
Медленно, не отпуская моего взгляда, он наклонился ко мне. Затем быстро, но очень нежно приложил холодную щеку к ямке посередине моих ключиц. Я не смогла бы двинуться, даже если бы захотела. Я слушала ровный звук его дыхания и смотрела, как солнце и ветер играют в его медно-каштановых волосах — самой человеческой части его существа.
Очень медленно его руки скользнули ниже и легли на мою шею. Я вздрогнула и почувствовала, как он задержал дыхание. Но руки не прервали движения, они мягко опустились мне на плечи.
Его голова двинулась в сторону, он провел носом вдоль моей ключицы. Затем нежно прижался щекой к левой стороне моей груди и замер. Слушая мое сердце.
— Ах, — вздохнул он.
Я не знала, сколько времени мы просидели вот так, без движения. Может быть, долгие часы. Постепенно мой пульс успокоился, но он не отпускал меня, не говорил со мной. Я знала, что в любой момент он мог не выдержать, и моя жизнь оборвалась бы так быстро, что я даже не успела бы ничего почувствовать. Но я не могла заставить себя испугаться. Я не могла думать ни о чем, кроме того, что он прикасался ко мне.
И вдруг, слишком быстро, он отстранился.
Его глаза были полны покоя.
— В следующий раз будет не так трудно, — с удовлетворением сказал он.
— А было очень трудно?
— И вполовину не так ужасно, как я себе воображал. А тебе?
— Нет, мне… совсем не ужасно.
Он улыбнулся, услышав мою интонацию.
— Ты же знаешь, о чем я.
Я тоже улыбнулась.
— Смотри, — он взял мою руку и приложил к своей щеке. — Ты чувствуешь, какая теплая?
Да, она была почти теплой, его всегда ледяная кожа. Но я едва обратила внимание, потому что случилось то, о чем я грезила с первого дня, как увидела его — я прикасалась к его лицу.
— Не двигайся, — прошептала я.
Никто больше не смог бы замереть так, как Эдвард. Он закрыл глаза и стал неподвижен, как камень, — статуя под моей рукой.
Я двигалась еще медленнее, чем он, стараясь не допустить ни одного неожиданного жеста. Я нежно тронула рукой по его щеку, бережно погладила кончиками пальцев веко и лиловую впадину под глазом. Я обвела контуры его великолепного носа и затем, очень осторожно, его безупречные губы. Они раскрылись под моей рукой, и я почувствовала, как холодное дыхание коснулось моих пальцев. Мне захотелось наклониться вперед, чтобы вдохнуть его запах. Но я уронила руку и отстранилась, чтобы не заходить слишком далеко.
Он открыл глаза — в них был голод. Не тот, что вызвал бы у меня страх, а тот, что заставил сжаться мускулы где-то в области солнечного сплетения и бешено погнал кровь по венам.
— Я хотел бы, — прошептал он, — Хотел бы, чтобы ты смогла ощутить всю сложность… и запутанность моих чувств. Чтобы ты смогла меня понять.
Он поднял руку и коснулся моих волос, потом осторожно провел ею по лицу.
— Объясни мне, — выдохнула я.
— Не думаю, что смогу. Я говорил тебе, что, с одной стороны, голод — жажда — это то, что я, жалкое создание, чувствую рядом с тобой. Думаю, до некоторой степени ты можешь себе это представить. Хотя, — он почти улыбнулся, — раз ты не питаешь пагубного пристрастия к запрещенным веществам, вряд ли можешь сопереживать в полной мере.
— Но, — тут его пальцы легонько прикоснулись к моим губам, и я задрожала. — Есть и другой голод, другая жажда. Желания, которых я не понимаю, которые чужды мне.
— Это мне яснее, чем ты думаешь.
— Я не привык чувствовать себя настолько человеком. Это всегда так?
— Для меня? — я помедлила. — Нет, никогда. Никогда еще так не было.
Он взял мои руки в свои. Я знала, какая железная сила таится в его руках, и мои собственные показались мне такими слабыми.
— Я не знаю, как стать тебе ближе, — признался он. — Не знаю, смогу ли.
Я наклонилась вперед очень медленно, предупреждая его взглядом, и прижалась щекой к его каменной груди. Я слышала только его дыхание и больше ничего.
— Этого достаточно, — вздохнула я, закрывая глаза.
Очень человеческим жестом он обнял меня обеими руками и прижался лицом к моим волосам.
— У тебя получается лучше, чем ты думаешь, — отметила я.
— У меня есть человеческие инстинкты — может быть, они зарыты где-то глубоко, но они остались.
Мы сидели так еще какое-то время — невозможно было понять, насколько долго. Мне не хотелось двигаться — интересно, ему тоже? Но я заметила, что дневной свет померк, а тени деревьев почти доползли до нас, и вздохнула.
— Тебе пора.
— Я думала, ты не можешь читать мои мысли.
— Это становится все легче, — я услышала его улыбку.
Он взял меня за плечи и заглянул в лицо.
— Можно, я тебе кое-что покажу? — спросил он, и его глаза вдруг возбужденно загорелись.
— Что покажешь?
— Покажу тебе, как я передвигаюсь по лесу. — Он заметил выражение моего лица. — Не волнуйся, с тобой решительно ничего не случится, зато мы доберемся до твоего пикапа намного быстрее.
Тут он улыбнулся одним уголком рта, и от этой улыбки мое сердце чуть не остановилось.
— Собираешься превратиться в летучую мышь? — с опаской спросила я.
Он захохотал — такого громкого смеха я еще от него не слышала.
— Можно подумать, я такого еще не слышал!
— Разумеется, тебе это каждый день говорят.
— Давай, маленькая трусиха, лезь ко мне на спину.
Я помедлила — может быть, он шутит? Но он даже и не думал. Он улыбнулся, поняв причину моих колебаний, и протянул ко мне руку. Мое сердце тут же забилось быстрее, и хотя он не мог читать мои мысли, мой пульс все равно меня выдал. Легко, без малейшего участия с моей стороны, он закинул меня за спину, и я изо всех сил обхватила его руками и ногами — обычный человек на его месте уже хрипел бы, задыхаясь. Это было все равно, что держаться за скалу.
— Я потяжелее, чем твой обычный рюкзак, — предупредила я.
— Ха, — фыркнул он, и я почти почувствовала, как он закатил глаза. Еще никогда я не видела его в таком воодушевлении.
Внезапно, так, что я вздрогнула, он схватил мою руку, прижал ладонь к своему лицу и сделал глубокий вдох.
— С каждым разом все легче, — пробормотал он.
И побежал.
Если раньше мне и случалось испытывать страх смерти возле Эдварда, то это было просто ничто по сравнению с тем, что меня, оказывается, ожидало сейчас.
