меня голос. Давай мы поднимемся ко мне и спокойно — как взрослые люди — поговорим.
— Да поздно разговаривать, не находишь? Я с дерьмом себя съедаю, думаю о нас… Мой друг кидается странными намеками о моей девушке… Как так получилось, а? Никита по каким-то совершенно непонятным причинам меньше чем за месяц узнает о тебе то, чего не знаю я. Он ведь знает об этой тачке, верно? — Дима охнул, стоило его вопросу повиснуть между нами. — Блядь. Это ты… Блядь!
Мое сердце споткнулось. Я перестала контролировать ситуацию. Хотя… Кого я, черт возьми, обманывала, я не контролировала ее с самого начала. И сейчас, различая на лице Димы все стадии осознания, мне хотелось зажать уши руками и завопить.
Фундамент уже не проседает. Стены не трескаются. Весь домишко скатывается в зияющий провал, не в силах сопротивляться землетрясению, выбивающему почву из-под ног.
— Да идите вы на хуй! — выплюнул Дима и развернулся, чтобы уйти. Я сорвалась с места и протянула руку в попытке ухватить его за локоть, но пальцы лишь мазнули по грубой ткани бомбера. — Не трогай меня! Ты — лживая… — Он зарычал, в последний момент оборвав свою фразу.
Вот он — контрольный выстрел в голову. Презрение, что прозвучало в его голосе, вышибло из меня воздух. Пошатнувшись, я замерла на месте, понимая, что меня вот-вот накроет удушающей волной вины.
Диме больно. Я видела это по его исказившемуся лицу, по заблестевшим глазам и поверхностному дыханию.
Что бы не происходило между нами до этого, Авдеев испытывал ко мне чувства. А я потопталась по ним. Выставила его дураком. Измазала в грязи и ничего не сделала для того, чтобы хоть как-то смягчить удар.
Я стояла и смотрела вслед его удаляющейся фигуре. Позволила ему уйти, хотя внутри все умирало от понимания, что, скорее всего, этот человек исчезает из моей жизни навсегда.
Стоило мне осмыслить это, в груди словно костер вспыхнул. Пламя взметнулось вверх, застилая глаза алой пеленой. Стремительно повернувшись, я достала ключи от Чарджера, разблокировала двери и села за руль.
Я убью тебя, Лукашин.
Я.
Тебя.
Убью.
За окнами Чарджера яркими полосами проносились огни ночного города, а моя злость на Лукашина росла в геометрической прогрессии.
Ненавижу.
Не-на-ви-жу!
Я сложила свою нынешнюю жизнь по кирпичику. Выстроила из крошечных блоков стену, которая отделяла меня от прошлого. И пусть эта стена не была высокой, монолитной и максимально надежной, я все же могла прятаться за ней и чувствовать себя защищенной.
Пока не появился Никита Лукашин. Гвоздь, который шутница-судьба вбила в самый ненадежный цементный шов, пустив с его помощью по моей защите глубокие трещины.
Теперь под ногами хрустело крошево стабильности, планов и надежд. И я давила на педаль газа, сгорая от желания обрушить на голову виновника моих бед свой гнев. Пора было прекратить это безумие и вырвать из бульдожьей хватки Лукашина нетронутые остатки моей жизни.
Ночью дороги Ростова всегда радовали отсутствием потока машин, поэтому до уже знакомой высотки я добралась очень быстро. И только выскочив из машины поняла, что я не знаю кода домофона и не помню номер квартиры. Ругнувшись, полезла в карман куртки за смартфоном, прикидывая, кто из группы сможет мне помочь пробить точный адрес Лукашина, и зависла, заметив окошко уведомления с обрывочным сообщением: «Привет. Я знаю, что не имею права…».
В другой ситуации я бы проигнорировала сообщение, предпочтя сосредоточиться на насущном, вот только весточка пришла не от подружки или знакомой. Перед текстом сообщения стоял ник Симы.
Я прислонилась к дверце Чарджера и нажала на уведомление, а спустя секунду озадаченно нахмурилась. Меня перекинуло в приложение, но вместо чата с сестрой система открыла список диалогов.
Какого черта?
Полистав чаты и найдя старую переписку с Серафимой, я убедилась, что никакого сообщения от нее не приходило. И я по-прежнему находилась в черном списке, не имея возможности написать.
Беспокойство царапалось на подкорке, подстегивая переключиться на фейковый аккаунт. Да, Сима действительно пару минут назад была в сети. В аккаунте тишина: ни новых фото, ни сторис.
Ну не привиделось же мне?
Из ступора меня вывел писк распахнувшейся подъездной двери. Я убрала телефон в карман и метнулась к крыльцу, чудом не столкнувшись с вышедшим на улицу мужчиной, держащим в руках поводок, на обратном конце которого юлой вертелось какое-то подобие мелкой собаки.
— Добрый вечер, — бодро поприветствовала я мученика, явно не жаждущего выгуливать питомца под моросящим дождем. Натянув улыбку, словно вижу мужчину каждый день, я юркнула в подъезд и выдохнула с облегчением, когда за спиной с приглушенным стуком захлопнулась дверь. Останавливать с криками: «Эй, ты куда?» меня никто не собирался.
Смятение, вызванное внезапным сообщением от сестры, стерлось из памяти, стоило только подняться на нужный этаж и увидеть дверь квартиры Лукашина. Потускневшая злость вновь вспыхнула в центре груди, согревая изнутри и подпитывая мрачной, тяжелой силой. Но прежде, чем я подняла руку и вдавила кнопку звонка, дверь распахнулась, и на пороге возник Никита в спортивных брюках и толстовке с натянутым на голову капюшоне.
— Амели? — на мгновение растерявшись, Лукашин даже сделал шаг назад, не выпуская из пальцев дверную ручку. — Дымыча здесь нет, он уехал минут сорок назад. К тебе.
— Поверь, я в курсе, — прошипела я, надвигаясь на сбитого с толку мои появлением Никиту. — Я с ним столкнулась у своего подъезда. Как раз в тот момент, когда выходила из Чарджера. Доволен, Лукашин?
Он моргнул, с опаской глядя на меня из-под ресниц. Его плечи напряглись, линия челюсти стала четче.
— Доволен? — тихо переспросил Никита, не двигаясь с места. Я подошла вплотную к нему и взглянула на окаменевшее лицо снизу вверх, чудом сдерживаясь от того, чтобы не вцепиться в него ногтями.
— Ты ведь так хотел вывести меня на чистую воду. И, судя по всему, тебе это удалось. Нашептал Авдееву на ушко про меня, верно?
— Сбавь тон и изъясняйся нормально, — отчеканил он, не стесняясь смотреть мне в глаза. — О чем речь?
— Что ты ему сказал? — процедила я сквозь зубы. Толкнула парня в грудь дрожащими от ярости ладонями, заставив его вернуться в квартиру. Дверь захлопнулась за нами с оглушающим грохотом, от которого, как мне показалось, содрогнулся весь дом.
— Я никому ничего не говорил.
— Да-а? — протянула я. — А вот мне так не показалось.
— Амели…
— Заткнись! — почти взвизгнула я, отпуская тормоза. Меня трясло, перед глазами все плыло, скрывая очертания предметов за алой дымкой. Я была готова сжечь Лукашина
