меня внимание. Я был никому не интересным наемным работником, и сейчас это сыграло мне на руку.
– Ваше высочество, – в мой почти ровный голос просочилась крупица тьмы, – извините, что прерываю, но звонила Джулс. Чрезвычайная ситуация.
Я держал телефон Бриджит, пока она танцевала, поэтому оправдание имело смысл.
На ее лице вспыхнула тревога.
– О нет. Наверняка что-то серьезное. У нее нет обыкновения так звонить. – Она глянула на Стефана. – Прости, пожалуйста, но ты не против…
– Конечно, нет, – ответил он. От неуклюжего, неловкого Стефана из отеля не осталось и следа. – Я понимаю. Пожалуйста, ответь на звонок. Я буду здесь.
Разумеется, будешь. Может, стоило подкупить официанта, чтобы тот подсыпал что-нибудь в напиток. Недостаточно большую дозу, чтобы убить, но достаточную, чтобы вывести из строя до конца вечера.
Когда мы вышли из зала, я передал Бриджит телефон, но сказал:
– Джулс не звонила.
– Что? – Она недоуменно нахмурилась. – Тогда почему ты…
– Он был слишком близко.
Я стиснул зубы так сильно, что заболела челюсть.
Прошло мгновение, прежде чем взгляд Бриджит прояснился. Она огляделась и прошептала:
– Ты ведь знаешь, я должна была с ним танцевать.
– Ты танцевала с ним дважды.
– Рис, технически он мой избранник.
Зря она это сказала – и, судя по тому, как Бриджит вздрогнула, она это поняла.
Я остановился перед библиотекой – я знал план помещений благодаря подготовительной работе перед свадьбой.
– Заходи, – коротко скомандовал я.
Бриджит тяжело сглотнула, но подчинилась мне без возражений.
Я последовал за ней и с тихим щелчком запер за нами дверь. Комнату еще не обставили – она пустовала, не считая ковра, стола и большого зеркала. Лампы не горели, но сквозь шторы пробивался лунный свет, и его хватило, чтобы разглядеть настороженное лицо Бриджит.
– Я же говорила, что должна была с ним пойти, – сказала она. – Все ожидали, что я приведу избранника, и было бы странно, если бы я танцевала с ним всего один раз.
– Прекрати говорить слово «избранник».
Я подошел и прислонился к столу у окна, глядя на Бриджит темным, опасным взглядом.
Меня охватили ревность и гнев – не на нее, а на нашу ситуацию и на мир, где нам приходилось скрываться, словно преступникам. Я ненавидел прятаться. Я хотел, чтобы мир знал: она моя и только моя.
– Сними платье, – сказал я.
– Рис…
– Сними. Платье.
Я буквально услышал, как у Бриджит перехватило дыхание, но больше она не спорила. Она закинула руки за спину и сделала, как я просил, ни на мгновение не сводя с меня взгляда.
Не считая наших частых вздохов, тишину нарушил только мягкий металлический звук расстегивающейся молнии.
Я стоял неподвижно, мышцы сжались от напряжения.
Вне этих стен я не мог претендовать на нее так, как хотел, но здесь и сейчас, когда мы только вдвоем?
Я собирался иметь ее до полного изнеможения.
Платье упало к лодыжкам, и я осталась лишь в кружевном лифчике и стрингах. Меня била дрожь – от предвкушения или легкой прохлады, точно не знаю. Вероятно, от того и другого одновременно.
Силуэт Риса высился в лунном свете, и я не видела его лица, но чувствовала тепло пронзающего меня взгляда. Темный и жадный, как прикосновение любовника, он оставлял на коже след восхитительных мурашек.
Я облизала губы, умирая от желания к нему прикоснуться, но зная: в моих интересах не двигаться, пока он не скажет.
– Бюстгальтер. Снимай.
Две секунды спустя белое кружево присоединилось к зеленому шелку на полу.
Я потянулась, чтобы снять трусы, но меня остановило низкое рычание.
– Этого я делать не говорил. – Взгляд Риса задержался на моей груди, и мои соски, уже настолько твердые, что можно резать стекло, затвердели еще сильнее. – Оставайся в трусах, перчатках и туфлях, – сказал он все тем же обманчиво мягким тоном. – И ползи ко мне.
От изумления у меня перехватило дыхание, но между ног прошла судорога.
Я никогда в жизни ни для кого не ползала, тем более почти голой. Даже если бы я не была будущей королевой, это унизительно. Стыдно. Развратно.
И я никогда так не возбуждалась.
Я опустилась на четвереньки, вздрогнув от прохлады деревянного пола.
И поползла.
Комната была не такой уж большой, но нетерпение делало ее бесконечной. На полпути я глянула на себя в ростовое зеркало, висевшее на стене, и от этого зрелища запылала кожа.
На мне по-прежнему были элегантные перчатки до локтей – часть наряда подружки невесты, – но в сочетании с туфлями и стрингами они смотрелись непристойно.
Мое дыхание участилось. Я настолько промокла, что скользили бедра, и, когда я добралась до Риса, с меня текло.
Я остановилась у его ног и подняла голову. Теперь я видела его отчетливее, но выражение лица оставалось непроницаемым, не считая пылающего в глазах огня.
– Хорошая девочка. – Одной рукой он сжал мои волосы, а другой расстегнул штаны. Его член выскочил наружу, толстый и твердый, с распухшей головки капала смазка.
Боже, мне было необходимо попробовать его на вкус. Никто и никогда не заводил меня так сильно, как он. Каждое слово, каждое прикосновение, каждый взгляд. Я хотела всего.
Я смотрела на него умоляющими глазами.
Рис не закончил кивать, а я уже взяла член в рот, наслаждаясь его стонами и тем, как он дергал меня за волосы, пока я жадно лизала и сосала.
– Что бы сказал твой народ, если бы увидел тебя сейчас, принцесса? – проворчал он, заталкивая свой член все глубже, пока тот не уперся мне в горло. Я поперхнулась, глаза слезились от размеров. – Ползаешь и давишься членом своего телохранителя?
Я неразборчиво простонала в ответ. Моя рука скользнула между ног, но дотронуться я не успела: он дернул меня вверх и овладел моим ртом в жестком, мучительном поцелуе.
Он все еще злился из-за Стефана. Я чувствовала это на языке, ощущала в грубости рук, когда он сжал мою задницу.
– Ты для меня больше, чем телохранитель.
Мне нужно было это до него донести – даже в нашей пропитанной похотью лихорадке.
– Да, еще я могу тебя отыметь, – язвительно сказал Рис. – Держу пари, ни один из аристократов не сможет трахнуть тебя, как нужно.
Я не купилась на это.
– Это нечто большее.
Я еще никогда не была настолько близка к выражению того, что творилось у меня на сердце.
В глазах Риса мелькнула уязвимость, и его прикосновения на секунду смягчились, но потом лицо вновь стало жестким. Он развернул меня, наклонил над столом и прижался, пока каждый миллиметр его
