— Восемнадцать месяцев — долгий срок, — неприветливо заметил Кэл. — Достаточно долгий, чтобы научиться всему, чему можно, я бы сказал.
Теперь наступила очередь Лорен фыркнуть.
— За последние восемнадцать дней я узнала больше, чем за те восемнадцать месяцев.
— Как это может быть?
В ответ она пожала плечами.
— Не знаю. Гарретт был простым и незамысловатым мужчиной, наверное.
— Ха! Я бы сказал, что Гарретт вообще не был мужчиной.
Неожиданно для самой себя она рассмеялась.
— Может быть, и так.
Он нахмурился.
— Знаешь, я бы оставил тебя в покое, если бы представлял себе…
— Я знаю.
— Я позволил нам с тобой зайти так далеко только потому, что решил, будто ты вполне созрела для мимолетного летнего флирта.
Лорен рассердилась, заслышав нотку паники в его голосе.
— А кто утверждает обратное? Или ты боишься, что я полюблю тебя? В этом все дело?
На его резко очерченных скулах выступили красные пятна.
— Нет, совсем нет, но я с должным уважением отношусь к той власти, которую имеет над людьми хороший секс.
С запозданием Лорен вспомнила сексуальную одержимость Марлены и ту боль, которую она наверняка причинила ему своим поведением. Она выругалась себе под нос.
— Кэл, давай не будем спорить. — Она положила ладонь на его голую грудь и почувствовала, как из него уходит напряжение. — Я обещаю, что сохраню холодную голову. Честное скаутское. Я могу контролировать себя.
— Я не хочу, чтобы кто-нибудь пострадал.
Лорен подозревала, что теперь было уже слишком поздно беспокоиться об этом, но она нашла в себе силы уверенно улыбнуться.
— Никто не пострадает. Мы оба знаем правила. А теперь, может быть, нам стоит по-быстрому принять душ, прежде чем мы завалимся спать? Тебе следует отдохнуть перед тем, как завтра ты начнешь мириться с Зейном.
В глазах Кэла появился подозрительный блеск.
— Что заставляет тебя думать, будто я собираюсь идти на мировую с этим старым коршуном?
На этот раз Лорен была серьезной.
— Потому что ты хороший человек, Кэл Таггерт.
«Как я здесь оказался?»
Кэл безвольно сидел в потрепанном кресле в приемной поликлиники, размышляя о том, какие изменения претерпела его упорядоченная и спокойная жизнь за эти короткие несколько недель. На пороге его дома возникла приносящая несчастье Марлена; из ниоткуда материализовался его папаша; на гостевое ранчо было совершено нападение неизвестного супостата, а он не имел понятия, как дать сдачи.
А теперь еще и Лорен.
Кэл не понимал, как это получилось, но каким-то образом она сумела проникнуть в самое его сердце. Прошлой ночью он лежал с ней в постели, она спала, прижавшись к нему всем телом. А он не мог заснуть и глядел в потолок. Ему пришлось взглянуть правде в лицо — он любит ее. Она была умницей и красавицей, но, самое главное, она несколько раз видела его в худшие моменты его жизни и не отвернулась от него.
Разумеется, осознание такого простого факта было. сладко-горьким. Лорен с ошеломляющей ясностью дала ему понять, что для нее этот роман — не более чем мимолетное увлечение вдали от дома, запоздалое сексуальное обучение.
Дверь открылась, и появился Зейн. Голубую пижаму с завязками на спине, в которой он пребывал большую часть утра, сменила одежда для улицы.
Кэл поднялся на ноги.
— Ты готов?
— Конечно, готов, — проворчал отец.
— Есть какие-нибудь новости об анализах?
Зейн пренебрежительно махнул рукой.
— Ба! Они не скажут мне ни слова. Хотя мне кажется, если тебе в глотку или в какое-нибудь другое отверстие запихивают видеокамеру, то, по крайней мере, следует сказать, что там видно.
— Скорее всего, они хотят посмотреть на тебя снизу, сверху и в профиль, прежде чем взять на себя смелость сделать определенное заключение.
— Знаешь, я ведь тебе уже говорил, что со мной все в порядке.
— Я согласился бы с тобой, если бы не видел, что ты, как дохлая рыба, валялся у меня на полу, — с приятной улыбкой заявил Кэл.
— Нахальный щенок!
— Грубый старик.
В первый раз за всю жизнь в этой словесной пикировке проскользнула нежность. Кэл улыбался, пока они шагали рядом по сверкающим коридорам поликлиники. В это утро он первым делом отыскал отца, и они начали медленный, трудный, неловкий разговор о прошлом.
Оба скорбели о смерти одной и той же женщины — матери Кэла и жены Зейна, — но выражали это по-разному. Зейн ушел в себя, ища утешения в бесконечной череде дел, связанных с содержанием ранчо, которые и морально, и физически изматывали его до предела. Чувствуя себя дважды покинутым, Кэл взбунтовался. Только самые дикие его выходки еще способны были вывести старшего Таггерта из меланхолии. Соответственно, Кэлу взамен доставалось лишь критическое отношение отца.
Кэл и подумать не мог, что когда-нибудь наступит такой день, Когда он простит своего отца, но в конце концов все вышло очень просто. Все, что от него потребовалось, это представить себе, что у него отняли Лорен. Конечно, это не одно и то же — они с Лорен не были мужем и женой, давшими друг другу клятву быть рядом всю жизнь, в горе и в радости, они не зачали общих детей, но все равно теперь Кэл понимал, как может замкнуться в себе мужчина, потерявший любимую женщину.
Помогло и то, что Зейн осознал свою ошибку. Его сожаление было искренним и ощутимым. Кэл уже заявил отцу, что простил его, но он знал, что совесть будет мучить старика до самой могилы.
Они вышли из поликлиники и прошагали по плавящемуся асфальту к грузовичку Кэла. Выехав с парковочной площадки, Кэл включил радио, и в кабине зазвучал последний хит группы «Спичечная коробка». Несколько секунд Зейн молча ерзал на сиденье, потом ухватился за ручку настройки. Пропустив пару станций, он настроился на ту, которая передавала кантри. Кэл ухмыльнулся и прибавил газу.
— Итак, ты собираешься просить эту девицу Таунсенд выйти за тебя замуж?
От неожиданности Кэл нажал на тормоз, но потом переключил передачу, отпустил сцепление, и грузовик рванулся вперед.
— С чего это тебе в голову пришла такая мысль?
— Она — хорошая девочка.
— Согласен. «Слишком хорошая для идущего ко дну владельца ранчо».
— И на лошади хорошо сидит.
— Угу.
— Имей в виду, ей не помешает обзавестись подходящей обувью в западном стиле.
— Угу.
— Да и ветеринарная подготовка придется весьма кстати.
Кэл искоса взглянул на Зейна.
— Она работает с небольшими животными, папа.
