Ознакомительная версия.
Инге нравилось. Особенно симпатичным был крошечный балкон, возвышающийся над входом. Только ей по-прежнему было страшно.
– Дверь железная, – все тем же будничным, абсолютно спокойным тоном, объяснял Павел, открывая калитку. – Два замка. Один, причем, открывается только снаружи. Так что…
Он отошел в сторону, пропуская Ингу вперед.
Небольшой участок был весь в снегу. Снег здесь был почти белым, только верхний его слой казался тускло-прозрачным, но городской серости не было и в помине. Ноги проваливались сквозь него с тихим хрустом, а позади, на месте следов, оставались большие дыры с заостренными краями.
– Я расчищу дорожку. Позже, – сказал Павел ей в спину.
Возле входа росла огромная пушистая елка.
Инга обернулась.
– Ты хочешь сказать, мы здесь… надолго?
– Не знаю. Но дорожку все равно расчистить придется. Думаю, с помощью милиции справиться удастся достаточно быстро. Как тебе елка? – спросил Павел и почему-то отвел взгляд.
И снова что-то странное почудилось ей в его словах. Он сказал про милицию и про елку сразу, и непонятно было, при чем здесь елка, какое вообще может иметь значение какая-то дурацкая елка, ведь думать сейчас надо совсем не о ней…
– Паша, – пробормотала Инга, внезапно обо всем догадавшись. – Паш, ты почему… почему про елку спросил, а? Зачем?
– Просто, – ответил он почти спокойно и посмотрел в глаза.
– Не просто, – ахнула она. – Ты скажи… Ты что, собираешься… сам? Ты сам хочешь его найти и…
– Успокойся, – сказал он таким тоном, от которого успокоиться было невозможно. Почувствовав, видимо, неуместную резкость своего голоса, смягчил взгляд, мимолетно коснулся ее щеки ладонью. – Давай не будем это… обсуждать.
– Ты с ума сошел! – затараторила Инга, внезапно очнувшись от своего заторможенного состояния. – Ты окончательно сошел с ума! Ты разве сам не понимаешь, насколько это может быть опасно? Паша, прошу тебя…
– Не надо. Не надо меня просить, Инга. У меня с этим человеком свои счеты, – твердо ответил он. – Давай уже, заходи.
– Нет, – не унималась Инга, чувствуя, что близка к истерике. – Нет, прошу тебя! У тебя глаза нехорошие, Пашка! Нехорошие глаза!
– Других нету, – он посмотрел на нее прямо.
– Ты что, собираешься его… убить? – пролепетала она едва слышно.
– С ума сошла, – пробурчал Павел и принялся сосредоточенно ковыряться ключами в сложном замке на железной двери. – Ты за кого меня принимаешь?
– А почему ты тогда так… смотришь? Ты так странно… Ты никогда так…
– Считаешь, – он обернулся, и теперь уже в его глазах была одна только боль, – что у меня нет повода для… странного, как ты сказала, взгляда?
– О господи, – снова пролепетала Инга. – Но ты ведь только что сказал…
– Да не собираюсь я никого убивать. Я не убийца. Ну что ты, в самом деле. Успокойся уже.
Успокоиться не получалось. Никак.
– Паш, пообещай мне… Подумай обо мне, в конце концов… Если с тобой что-нибудь случится…
– Со мной ничего не случится, Инга.
– Да откуда ты знаешь?!
– Я знаю.
Она устало вздохнула. Последний ее аргумент вдребезги разбился о его непреклонность. В этот момент она поняла, что все будет так, как решил Павел.
А в том, что он принял уже решение, сомневаться не приходилось.
Железная дверь открылась совершенно бесшумно. Павел, отступив на шаг, пропустил Ингу в огромное холодное помещение, которое служило, по всей видимости, и гостиной и кухней сразу.
Угловая часть была занята плитой. К стене устало прислонился большой газовый баллон, покрытый облупившейся, когда-то синей, краской, сквозь которую проглядывала чернота металлического сплава. Рядом с плитой – небольшой разделочный стол и шкаф на стене, напротив – высокий двухкамерный холодильник с приоткрытыми дверцами.
Вдоль стены из красного обожженного кирпича была выложена печь с большим полукруглым отверстием. Напротив – огромный круглый стол из тяжелого темного дерева, несколько таких же стульев и небольшой кожаный диван с огромным множеством декоративных подушек. Толстый слой непрозрачной серой пыли кругом. В дальнем углу – выкрашенная белой краской дверь в соседнее помещение. Рядом с входной дверью располагалась винтовая лестница с железными ступенями и тонкими перилами, ведущая наверх, на второй этаж.
Инга поежилась, представив, что здесь ей, возможно, придется провести несколько дней.
– Ничего, – сказал Павел, прочитав ее мысли. – Печь сейчас затопим, с пылью справимся. Здесь уютно.
И снова Инга поразилась тому, что в такой ситуации Павел заговорил об уюте. Когда в жизни происходит черт знает что, когда она перевернулась с ног на голову и нет уверенности в том, что прожитый день не будет последним, думать об уюте было по меньшей мере странно.
Она опустилась на пыльный диван и равнодушно спросила:
– Зачем нам такая большая дача?
– Не такая уж и большая, если учесть, что здесь в основном проживают мои родители. Верхний этаж – их территория, нижняя часть – наша. Мы часто приезжали сюда с друзьями.
Инга в ответ ничего не сказала. Разговора не получалось, потому что мысли были об одном и том же. Павел вышел из помещения во двор, прогремел какой-то очередной железной дверью и вскоре снова появился с большой коробкой, в которой лаковым блеском светились черные комья угля. Молча побросал в печь небольшой железной лопатой, растопил, задвинул заслонку. Сказал:
– Через два-три часа прогреется.
Инга кивнула, не совсем отчетливо понимая, о чем он вообще говорит. Достав из какого-то ящика полотенце, он вытер руки, сунул полотенце обратно.
– Чаю согреть?
Инга помотала головой. Он подошел, селя рядом с ней на диван, опустил голову на сложенные на коленях руки.
Они просидели так, ни говоря ни слова, наверное, целый час. В тишине было слышно, как потрескивает уголь в печи, и где-то далеко бьется от ветра на крыше лист железа.
От этой жуткой тишины, наполненной гулкими ударами, Инга начинала медленно сходить с ума.
– Не молчи. Прошу тебя. Паша…
Он поднял лицо и смотрел на нее некоторое время, прищурившись. Как будто медленно возвращался из какого-то другой измерения и сейчас переживал период адаптации.
– Тебе нужно успокоиться. Иначе ты, правда, с ума сойдешь.
– Я уже сошла. Правда.
– Где твои таблетки? Выпей пару штук.
– Думаешь, поможет? От них только сон…
– Тебе ведь врач сказал пить без перерыва два месяца. Сон – значит, сон. Тебе и правда не мешает поспать.
– Паш, ты шутишь?
– Не шучу. Выпей.
Инга послушно достала из бокового кармана спортивной сумки два пузырька с таблетками, которые выписал ей доктор Истомин. Бросила на ладонь две штуки, опрокинула и проглотила. И снова воцарилось молчание.
Ознакомительная версия.
