— Дорогая, — на его лице появилась ледяная улыбка, — сейчас у меня начнется приступ, и тогда тебе действительно будет плохо. Немедленно отвечай! Откуда у тебя фотографии?
— Ну сама, сама сделала, — слабо отвечала девушка.
— Чем? — тут же уточнил Андрей, который никогда не упускал деталей и даже в самом сильном гневе мыслил четко и логично. — У тебя есть «Полароид»? Где он? Покажи его.
— А я… — пискнула Марина севшим от ужаса голосом. — А я его не покупала, — озаряясь удачной мыслью, — я его одолжила…
— У кого? — продолжался безжалостный допрос.
— У Наташи, — окончательно растерялась бедняга.
— Какой Наташи?! — взревел возлюбленный голосом раненого тигра. — Телефон! Быстро!
— Чей телефон?
Трояновский никогда еще не повышал на нее голос и даже при самых серьезных ссорах вел себя безупречно деликатно и корректно. А тут словно с цепи сорвался, и Марина не представляла, как себя вести. Одно она знала наверняка: правду ему нельзя рассказывать даже под пытками, иначе все для нее будет потеряно раз и навсегда.
— У этой Наташи должен быть телефон? Давай.
Вспомнив со страху, что лучшим способом защиты считается нападение, Марина сломя голову ринулась в свою первую и последнюю атаку:
— Зачем это? Нет у нее никакого телефона, не поставили еще, — и с плохо разыгранным возмущением прибавила: — Ты что, мне не веришь?! Ты будешь меня проверять?! Да это же унижение! Ты собираешься опозорить меня перед всеми знакомыми, чтобы завтра на меня все показывали пальцами и шептались, что мне не верят даже в такой мелочи?! Я что, воровка?!
— Не лучше! — рявкнул Трояновский. — Телефон!
— Не дам! — истерично выкрикнула девушка.
— И так все понятно, — неожиданно спокойно сказал Андрей. — Не то ее вообще нет в природе, твоей Наташи, не то она есть, но про фотоаппарат слыхом не слыхивала. Значит, так, дорогая, слушай меня внимательно. Я хочу знать, у кого ты брала фотоаппарат, когда и зачем. Как сделала снимки, когда вернула аппарат. Все ли это фотографии или есть что-то еще? Потому что теперь, Марина, я тебе не могу верить на слово. И неважно, ты ли сама за мной следила, или кто-то тебе это подсунул. Подумай, рассуди здраво, если сможешь, конечно. Если ты следила за мной — это противно, мерзко, но не так уж и страшно, если это ты из ревности. А вот если ты по чьему-то наущению так поступила, или, хуже того, снимки не твои, их тебе кто-то всунул и воспользовался… — Он сделал над собой форменное усилие, чтобы не высказать откровенно все, что думает о своей подруге. Отвернулся в раздражении. — Словом, дорогая, это очень плохо. И я должен знать правду.
Марина поняла, что попала в ловушку: что так, что эдак — пощады не жди. И все же одно дело — приревновавшая и чуть ли не обезумевшая от ревности возлюбленная и совсем другое — непонятный человек, ведущий наблюдение за преуспевающим бизнесменом. Пойди потом отмойся от бесконечных подозрений. И она решилась:
— Андрюша! Андрюшенька! Ну я это, конечно я, кому еще? Просто заревновала тебя к этой…
— Не ври, — брезгливо сказал Трояновский, демонстрируя все ту же блестящую логику. — Здесь мы сняты в первый день знакомства. Ты еще ничего не могла о ней знать, да я и сам не знал. Так что давай сочиняй новую версию. Когда придумаешь, позовешь.
И он вышел. Причем даже от спины его веяло ледяным холодом отчуждения.
Марина несколько минут бестолково металась по комнате, затем вытащила мобильный. Сообразила, что звонить нужно откуда угодно, только не из квартиры, и ринулась вниз по лестнице.
— Ты куда? — выглянул из дверей Трояновский.
— Видеть тебя не могу! — всхлипнула она.
Андрей за ней не последовал. Только проводил долгим взглядом. Потом набрал номер друга и произнес тоном, не терпящим возражений:
— Миха! Да, я! Давай ко мне! Миха, никакого бильярда и никаких дам… Да, понял правильно. У нас неприятности.
* * *
Алина налила себе кофе и принялась сосредоточенно размешивать ложечкой сахар. Все это в абсолютном молчании. Подобного молчания живая и общительная Жанна на дух не переносила и потому моментально вышла из себя.
— Ну, что молчишь? — подергала она подругу. — Видела?
Они дружили бог знает сколько лет — с самого детства. Алина Ковальская была старше Жанны на четыре года, выглядела еще солиднее, и опекала подружку, как младшую сестренку: вступалась за нее перед родителями, была в курсе всех ее сердечных тайн и всегда выступала в качестве консультанта в особо сложных случаях.
Появление в офисе Колганова нового менеджера — Татьяны Леонтьевны Зглиницкой — и последующую экспансию, в ходе которой вышеупомянутая Татьяна оказалась чуть ли не полноправной хозяйкой положения, королевой, коей не восторгался только ленивый, — Жанна и Алина признали чрезвычайной ситуацией. И вот уже тяжелая кавалерия в лице давней подруги прибыла на место событий, чтобы досконально разобраться в происходящем и принять соответствующие меры.
Выражение лица «пани» Ковальской не сулило Жанночке ничего хорошего.
— Да, — вздохнула Алина, — прошлась несколько раз мимо нее в коридоре. Потом заглянула в кабинет и спросила тебя.
— Зачем?
— А какая разница? Я что, не имею права зайти к любимой подруге и случайно перепутать кабинеты?
— Вообще-то да, — неуверенно согласилась Жанна.
— Да и всякий скажет, что мы с тобой давно дружим. Если ей вдруг захочется что-то проверить.
Ковальская снова замолчала, уставившись в чашечку с кофе. На лбу ее появились две горизонтальные морщины, как и всегда, когда ее что-то беспокоило.
— Что скажешь? — не выдержала подруга.
— Тяжелый случай, — ответила Алина. — Крепкий орешек называется. Это тебе не корова Машенька с ее вечными проблемами. Это высший класс. Стерва. Только ты мне скажи, зачем ей твой ненаглядный сдался?
— Не он ей, а она ему. Я же вижу, как он на нее облизывается. Когда-то так на меня косился.
— Это плохо. Это очень плохо. Слушай, а она замужем?
— Черт ее знает, — пожала плечами приятельница. — Теперь разве разберешь? Кольца не носит, но когда мы столкнулись с ней в Оперном, на важном ме-ро-при-я-тии, — произнесла по складам с невыразимым презрением, — то она была не одна, а с каким-то сильно крутым дядькой, помоложе Сержика да и пошикарнее.
— Кольца не носит, — поморщилась Алина. — Ну и что, что не носит? Ты видела ее украшения? Какое к ним можно цеплять обручальное кольцо?
— А что?
— Что-что… — даже рассердилась Ковальская. — Ты, мать, пролетишь однажды по-крупному. Я тебе сколько раз твердила, пойди ты на курсы стилистов-визажистов. Триста баксов, а толку зато сколько.
