Любимое Пашкино лицо неотступно стояло перед глазами. Почему он не захотел мне соврать?! Ведь он мог меня переубедить, и я бы поверила ему. Почему он не выхватил у меня пистолет?! Ведь он мог это сделать. Но почему-то не сделал… Может быть, потому, что он тоже не смог бы с этим жить.
У меня было странное чувство. Один, самый важный кусочек жизни, внезапно исчез. Осталась какая-то пустота. Жуткая, зловещая пустота и горечь одиночества. Мне не хотелось кричать, биться в дверь камеры и требовать адвоката. Мне хотелось только одного — никого не видеть и никого не слышать.
Никаких допросов, показаний и встреч со следователем. Мне не нужна свобода, не нужен свет, вода… Мне ничего не нужно. Я хочу тишины и покоя…
Пашка, мой милый Пашка… Неужели я никогда больше не увижу твои плечи, глаза, губы. Интересно, куда он попал — в ад или рай? Скорее всего, в ад. Хотя, говорят, что даже убийца может все равно попасть в рай. Для этого необходимо искренне покаяться и попросить прощения у бога. Пашка осознавал, что делал, но не каялся. Он заранее знал, что попадет в ад, и готовился к встрече с чертями.
Пашка вообще никогда не каялся и не верил в бога. Получается, что он не христианин. Если верить религии, то люди, отвергающие бога, не несут ответственности за свои поступки, зато и умирают они навсегда. Без другой жизни. Господи, это же так страшно исчезнуть навсегда.
Неожиданно дверь открылась, и меня повели в комнату для допроса. Человек в форме о чем-то меня расспрашивал. Я сидела молча, до меня доносились обрывки его фраз. Мне совершенно не хотелось понимать смысл его слов и отвечать на эти бессмысленные; вопросы. Зачем задавать вопросы?! Зачем?! Я же не прошу себе оправдания и не пытаюсь скинуть вину со своих плеч. Я тупо уставилась в потолок, продолжая думать о своем. Наконец я набрала побольше воздуха, посмотрела на следователя и глухо произнесла:
— Я ведь даже не знаю его фамилии. Просто Паша. И все.
— За что вы его убили?
— Случайно.
— Вы должны рассказать все подробно! Почему вы это сделали?
— Просто так. Я убила его просто так.
— Не врите. Вы не могли это сделать просто так. Или вы душевнобольная?
— Я нормальная. Хотя у меня и в самом деле уже давно болит душа.
— Не переживайте. Вас обследуют на этот счет. — Человек в форме, кажется, обрадовался тому, что я заговорила, и перешел на «ты».
Вечером был еще один допрос. Я молчала. От меня не услышали ни слова.
Мне хотелось только одного: чтобы о случившемся не сообщали моей матери. Я не хотела, чтобы об этом когда-нибудь узнала моя дочь.
Все время, находясь в камере, я думала о Пашке. Если бы он соврал, все было бы совсем иначе. Но он не захотел этого сделать… Мой родной любимый киллер. Я полюбила тебя, когда еще не знала о том, что ты убил моего мужа.
Жизнь подарила мне двух мужчин. Несмотря ни на что, я была счастлива с ними и всегда буду вспоминать о них с искренней нежностью в сердце. Больше мое тело никогда не будет знать любви и ласки. Оно навсегда останется холодным и невостребованным куском льда. Вот уже второй день по моим щекам не текут слезы. Говорят, если часто плакать, то можно все выплакать. Так, наверное, произошло и со мной.
Иногда мне казалось, что я больше не принадлежу себе. Моя душа была пуста, тело отказывалось подчиняться, а разум не хотел мириться с происходящим.
Ночью, когда удавалось немного вздремнуть, мне представлялась зона. Женская колония строгого режима. Я отчетливо понимала, что никогда не смогу приспособиться к столь жестоким условиям. Единственным моим желанием была смерть. Я хотела ее принять в любом виде и из любых рук. Только бы не тюрьма… Мне необходимо дождаться суда и просить смертного приговора. Впереди опять неизвестность…
Допрос следовал за допросом. И так день за днем, неделя за неделей.
Люди в форме… Они требуют от меня показаний и перешептываются о том, что перед ними сидит жена банкира, вернее, вдова банкира.
Однажды я посмотрела на них, вытерла слезы и тихо сказала:
— Мне очень плохо… Наверное, это невроз. У жен новых русских вроде бы все есть, внешнее благополучие… а в душе вечная мука. Мой муж был известным банкиром и очень много времени отдавал работе. Я знаю, что он все же любил меня, иначе не стал бы терпеть все концерты, которые я ему закатывала. Я встречала его каждый раз с кислой физиономией. И каждый раз находила для себя различные оправдания. Мне хорошо известно, что он спал со своей секретаршей, иногда встречался с особами легкого поведения… Через год после свадьбы мне стало тяжело общаться с другими людьми. У меня была подруга, но я ее бросила. Когда Матвея убили, в моей жизни появился Пашка. Наверное, именно с Пашкой я узнала, что такое настоящее женское счастье. Нам пришлось преодолеть много трудностей, прежде чем мы соединились. Дважды я спасала ему жизнь, а в третий раз ее отняла…
— Но почему?! — не сдержался следователь. — Я хочу знать почему? Не убивают же просто так. На то должна быть причина.
— Я убила его просто так, без всякой причины. В тот момент мне просто захотелось его убить. Если вернуть все назад, то я бы не стала этого делать. Это порыв.
— Но что-то же подвигло вас на этот шаг?
— Это порыв… — произнесла я еле слышно.
— Два убийства. Какое наказание вы бы себе выбрали?
— Смертная казнь. На меньшее я не согласна.
Вернувшись в камеру, я положила голову на железный стол и просидела неподвижно в течение нескольких часов. Лишь суровый голос за дверью: «Виноградова, на выход», — заставил меня вздрогнуть.
Меня привели в небольшую комнату, и я стала ждать очередного допроса. Но допроса не последовало. Вместо следователя в камеру вошел Горелин Виктор. Тот самый широкоплечий красавец, который так просто отстегнул двадцатку за убийство брата жены. Я не поверила своим глазам и привстала от удивления.
— Привет, — улыбнулся он и поцеловал мне руку.
— Привет. Как тебя сюда пустили?
— Не знаю. Наверное, я очень сильно захотел сюда пройти, — засмеялся он. — Как ты себя чувствуешь?
— Неплохо, — соврала я.
— Ты уверена?
— Уверена. А в чем дело?
— Видок у тебя, как в фильме ужасов. Даже вон прядь седая вылезла…
— Хорошо, что только прядь.
— Как кормят?
— Нормально.
— Тебя послушать, так ты вообще здесь нормально устроилась. Только вот твой болезненный вид говорит об обратном.
— Зачем ты пришел?
— Затем, чтобы вызволить тебя отсюда.
— Как ты узнал, что я здесь?
— Я позвонил твоей подруге по тому самому телефону, который ты мне оставляла. Она и рассказала мне грустную историю, как тебя угораздило попасть на этот курорт.
