Послушно присев в тени тщедушной липы, Хильда задыхалась от негодования на саму себя, но ничего не могла поделать, девочка действовала на нее подобно гипнотизеру: несколько усыпляющих бдительность фраз, и Хильда готова на все. Добропорядочная немка закрыла глаза, стараясь отогнать жуткие картины. Франциска Роницетти окажется сводней или волосатым итальянским развратником, который набросится на глупую малышку! Она решительно поднялась и посмотрела на раскрытые окна четвертого этажа. В жарком воздухе двора мирно витал кончик кремовой тюлевой занавески. И вдруг оттуда полились звуки! А ведь Хильда даже не заметила, что Джессика прихватила с собой пластинку. А может, «Хабанера» нашлась и у самой музыкантши? Только проигрыватель у нее лучше звук чище, мощнее, совсем как живой… Нет, он действительно живой!
Ничего не понимая, Хильда стояла с задранной головой, придерживая на затылке крошечную соломенную шляпку.
— Мама, поднимайся сюда! Крикнула из окна озабоченная Джессика. Скорее.
Франциска Роницетти оказалась высокой старушкой с такой тонкой и сморщенной шеей, что просто невозможно было вообразить, как этот странный инструмент мог некогда исторгать божественные звуки. Почувствовав удивление гостьи, изучавшей ее внешность, старая итальянка повыше подняла кружевную шаль. На ее лице была заметна растерянность.
— Я Хильда Галлштейн, мать этой девушки.
— Франциска Анна-Мария Роницетти. Уверена, фрау, вы слышали мое имя. Фрау немка?
— Да… Почему-то смутилась Хильда. Джессика моя приемная дочь.
— Девушка американка? Она жила в Италии?
— Н-нет. Джессика родом из России. Ее происхождение сложный вопрос.
— Понимаю. Очень сложный…
Они так и стояли в узком темном коридоре, пропахшем корицей и мускатным орехом. Хозяйка развела руками:
— Не знаю, что вам сказать, фрау Галлштейн… Не просто, очень не просто…
— А ничего не надо говорить, сеньора. Я могу прийти к вам завтра? Натягивая тонкие перчатки, из комнаты вышла Джессика. Платить мы будем. как условились. Правда, мама? Сеньора Франческа может дать мне пару уроков.
— Вы считаете это необходимым? Удивилась Хильда, сообразившая, что старая итальянка уже догадалась о сумасшествии Джессики, но ищет удобную форму для отказа, чтобы не травмировать девушку.
— Нет, нет. Я думаю, мои уроки здесь не помогут… Простите, сеньора, вам надо обратиться в другое место. Итальянка выдавила натужную улыбку и, поспешно выпроводив посетительниц, перекрестилась. Потом, бросившись в свою комнату, поспешила зажечь свечу у статуэтки Девы Марии.
Когда эта странная девица запела, по комнате будто прошел ураган задребезжали бокалы венецианского стекла в старом буфете и лампадка погасла.
С трудом опустившись на колени, сеньора Роницетти принялась горячо молиться. Она просила Святую Деву заступиться за всех грешных, потерянных, смущенных умом и духом. Франческа боялась, что безумие, только что ослепившее ее, станет теперь постоянным гостем.
На следующий день, узнав у секретарши отдела культурных новостей «Нью-Йорк таймс», что Барри Грант находится у себя в кабинете, но никого не принимает, Джессика отправилась к зданию редакции и спокойно дождалась, пока высокий элегантный брюнет в светлом костюме и белых ботинках не вышел из вращающихся дверей. Барри сопровождала хорошенькая брюнетка, еще две девушки тут же подскочили к нему, и Джессика заволновалась. Но, раздав улыбки и легкие поцелуи, Барри направился к припаркованному на стоянке автомобилю.
Выступив из тени, Джессика подняла на журналиста печальные глаза:
— Я караулила вас на жаре целых три часа. Смотрите! Она оттянула на груди влажную ткань белой крепдешиновой блузки. Всю красоту испортила. А хотела быть совершенно неотразимой.
Барри хмыкнул:
— Ты малышка из виллы в Сорренто? У меня чертовски въедливая память. Запомнил твои щиколотки. Кажется, ты собираешься стать балериной?
— Меня зовут Джессика Галлштейн. Я путешествую со своей мачехой. Не очень-то весело. И ничегошеньки здесь не знаю.
— А меня, выходит, знаешь? Открыв дверцу машины, Барри бросил на сидение парусиновый портфель и пиджак.
— Мне кажется, вы способны отвезти провинциалку в какой-нибудь бар и покормить сладеньким.
— Сладеньким в баре? Да откуда ты вообще взяла, что у меня есть время катать по Нью-Йорку всяких нахальных пигалиц?
Джессика нахмурилась. Секунду поколебавшись, она открыла дверцу машины, села рядом с креслом водителя и шикарно забросила ногу на ногу.
— Поехали, Барри. твоя тачка просто раскалилась. Да перестань выпендриваться. Я прекрасно знаю, о чем ты подумал, увидев меня.
— И о чем же? Заводя мотор, Барри посмотрел в зеркальце на свою спутницу. Сарма Клафсток дама сердца, с которой не расставался уже два года, уехала на гастроли в Южную Америку. Пола девушка из штата «дублерш» отдыхает с женихом где-то на средиземноморском побережье. Ему предстоял одинокий вечер на загородной вилле и, конечно, масса деловых телефонных разговоров. Есть от чего захандрить и позволить воображению немного разгуляться. «А вот и крошка, которую я сегодня трахну», подумал Барри, увидев у своей машины Джессику. Черная креповая юбка-клеш, стянутая на талии широким лаковым поясом, туфельки на каблуках и белая блузка консерваторки выглядели нелепо среди разогретого камня и плавившегося асфальта. «На зеленой лужайке она, пожалуй, выиграет. И лучше без всяких тряпок», подумал он, ведя машину домой.
Джессика положила на плечо Барри легкую прохладную руку и запустила пальцы за воротничок. Барри поежился от пробежавших по спине мурашек.
— Ты сразу все решил про нас, ведь так? А ты знаешь, какое сегодня число? Пятнадцатое августа. Посмотрев на табло таймера в приборной доске, Джессика ладонью нажала переводящую цифры кнопку. Пусть оно останется здесь навсегда. Ты никогда не забудешь этот день. Никогда.
Действительно, все происшедшее в этот вечер Барри вспоминал очень часто, пытаясь проанализировать, разложить по полочкам и даже пересказать психоаналитикам. Но это уже позже. Тогда же он просто обалдел, потеряв контроль над ситуацией. «Думай, Барри, думай, стервец!» Пытался он подстегнуть разбредающиеся мысли, но тут же проваливался в мучительно-сладкое умопомешательство. Так и не разобравшись, что же произошло, Барри к утру был убежден в одном: события ночи пятнадцатого августа не подлежат разглашению.
Вначале все шло почти как обычно в таких случаях: ужин при свечах, прогулка по саду, плескания голышом в бассейне, предвкушение томных ласк и новых ощущений. Эта девочка действовала на Барри оглушительно. Разгоряченный вином и ее манящей близостью, он находил Джессику фантастически красивой и невероятно притягательной.
