– Давай с тобой дружить, а?
А потом нагнулась к ней и попыталась поцеловать ее в губы.
В это время Таня – она понимала, что другого такого шанса у нее может и не быть, – изо всех возможных сил дернула правой рукой.
Узел, державший руку на спинке кровати, развязался – и тогда Татьяна ударила склоненную над ней Витольду прямо в шею. Она постаралась бить (как учил отчим) ребром ладони в сонную артерию, но Вика в этот момент заметила что-то, дернулась, переменила положение – и рука Тани только скользнула по ее затылку. Витольда отшатнулась, а потом вскочила с кровати как ужаленная.
– Ах, вот ты как!.. – воскликнула она и зачем-то опрометью выскочила из комнаты.
За ту пару секунд, пока ее не было, Татьяна ухитрилась освобожденной рукой вытащить изо рта кляп и заорать что есть мочи:
– Помогите! Пожар!
Крик после кляпа получился негромкий, сиплый, и тогда Таня начала свободной правой рукой отвязывать узел, удерживающий левую руку.
В этот момент из кухни появилась Витольда. В руках она держала нож.
– Сучка! – заорала она. – Гадина!
Судя по ее глазам, она уже была готова вонзить нож в голое Танино тело.
Тогда Садовникова извернулась и попыталась правой рукой ударить Вику в бок. Не получилось – та отступила и снова занесла над Таней нож.
И тут во входную дверь кто-то изо всех сил забарабанил.
Витольда непроизвольно обернулась на стук.
Таня еще раз попыталась ударить ее – не вышло, та отскочила уже слишком далеко от кровати.
И тут в коридоре раздался чудовищный грохот, а вслед за тем громовой голос прокричал:
– Бросить оружие!
«О боже! Я спасена!» – непроизвольно подумалось Татьяне.
– Всем лечь! – прокричал тот же голос.
«А я и так лежу», – усмехнулась про себя Таня. В самые острые моменты жизни в ней просыпался этот черный юмор висельника.
– Руки! Руки! – слышались крики. – Бросить оружие!
Боковым зрением Татьяна видела, как вскинула свой нож Витольда, но тут же к ней подскочили двое громадных мужчин.
Один из них поставил блок, перехватил занесенную Викину руку, а другой коротко ударил ей в живот.
Она охнула и стала сгибаться. В этот момент второй подхватил ее с ножом и сжал кольцом захвата голову.
В правой руке у него появился шприц. Коротким движением он вонзил его в предплечье Вики. И тут же ее тело стало обмякать. Мужчина бережно удержал ее и уложил на пол.
Тело Витольды дернулось и затихло.
– Развяжите меня! – требовательно вскричала Татьяна.
И тут случилось невероятное. Первый мужчина подошел к ней вплотную, оглядел ее обнаженное тело и плотоядно хмыкнул. В правой его руке блеснула темная сталь пистолета. Он приставил дуло прямо к Таниному животу. Ствол захолодил ей кожу.
– Молчи, сука! – произнес он. – А то убью.
Таня глянула ему в глаза – у мужчины был пустой, непроницаемый взгляд профессионального убийцы.
До Тани стало доходить: то, что происходит здесь, – что-то не правильное, и это вряд ли можно назвать спасением.
И тут в комнате раздался властный немолодой голос:
– Ну, наконец-то! Вы ее взяли!
Татьяна скосила глаза и увидела, что голос принадлежит третьему появившемуся в комнате человеку: немолодому господину в костюме и при галстуке. Господин подошел к лежащей на ковре без движения Витольде. Бережно пощупал ее пульс. Потом нежно, по-отцовски, погладил ее по щеке.
– Молодец, Кобылин! – проговорил он, адресуясь к тому, кто наставил пистолет прямо в живот Тане. – Слава богу.
– Что теперь, товарищ генерал? – спросил мужчина с глазами убийцы, не отрывавший взгляда от Татьяны.
– Теперь? – со смешком переспросил властный мужчина. – А то ты не знаешь что. Хотя девка красивая, даже жаль…
«Это же отец Витольды, – с ужасом догадалась Татьяна. – Иннокентий Пилипчук. Милицейский генерал».
– Вика проспит часов двенадцать, – продолжал генерал. – За это время я организую окно на границе.
И паспорт для нее. И место в клинике. Потом еще один укольчик, и вы отвезете ее туда. Интересная загранкомандировка. За счет министерства.
– Куда конкретно везем ее? – переспросил тот, кого называли Кобылиным.
– В Швейцарию. Точнее я скажу позже.
– А что делать с этой? – спросил Кобылий, мотнув головой в сторону Тани, по-прежнему полураспятой на кровати.
– Ты повторяешься. По-моему, я уже все объяснил.
– В дальний лес? – уточнил Кобылин.
– В дальний, ближний – какая разница. Главное, чтоб она больше никогда никому ничего не сболтнула.
Хорошо понял меня, Кобылин?
– Так точно.
– Ну, и все. Она твоя.
Генерал развернулся, чтобы выйти из комнаты, и бросил через плечо:
– А за дочку мою головой мне отвечаешь.
– Так точно, товарищ генерал.
Кобылин, не отрывая дула пистолета от живота Тани, другой рукой погладил ее по груди. Она размахнулась и ударила его правой рукой в лицо. Не попала – тот отшатнулся и плотоядно рассмеялся.
– Живая девочка, игривая, – растягивая губы в улыбке, проговорил он. – Ну, когда тебя замочить?
До любви или после ?
– Эй, – вмешался второй подручный генерала, – ты и мне ее оставь попробовать.
И в этот момент раздался негромкий звон разбитого стекла. Тихо качнулось пламя почти сгоревшей свечи.
Кобылин, второй подручный и генерал стали поворачиваться в сторону окна.
И тут комнату залил невероятно яркий слепящий свет, а через долю секунды раздался ужасающий, нечеловеческий грохот. Б-бам-м!!!
Татьяне показалось, что у нее лопнули барабанные перепонки, а зрачки просто выжгло до самых глазниц. Она непроизвольно зажмурилась изо всех сил – и наступившая темнота и тишина были настолько глубокими, как никогда в ее жизни. И где-то далеко-далеко, как легонькие постукивания костяшками пальцев о дерево, прозвучали три выстрела. Тук. Тук. Тук.
…А когда Татьяна открыла глаза, декорации чудесным образом переменились.
Обе шторы были оторваны, а через разбитое окно проникал яркий свет летнего утра.
«Надо же, уже давно рассвело, – отстраненно подумала Таня, – а я и не заметила».
Вика по-прежнему лежала на полу в той же позе.
Кажется, с нею ничего не случилось, и она как спала, так и продолжала спать.
Рядом с нею распростерлось тело Кобылина. Он лежал навзничь, и его рука с пистолетом покоилась у него на груди. Во лбу красовалась маленькая кровавая дырочка, зато под затылком на ковре натекла целая багровая лужа.
Неподалеку валялось недвижимое тело второго подручного генерала. Половина его лица превратилась в кровавое месиво.
Сам генерал лежал дальше, и Таня со своего места на кровати могла видеть только его неподвижную холеную руку и застывшее пепельно-серое лицо.
