Он наклонился к ней, взял за руки и поставил перед собой.
— Нет, — повторил он. — Вы бы не умерли, вы бы поехали со мной, что вы и сделаете сегодня, сейчас.
Она смотрела на него расширенными глазами. Его глаза вновь ничего не выражали, от них веяло холодом, как раньше, но рука, сжимавшая ее запястье, была тверда и не собиралась отпустить ее.
— Вы ошибаетесь, — сказала Мэри. — Вы бы убили меня в тот вечер. Тогда меня спас случай. Значит, вы убьете меня сейчас, я не собираюсь следовать за вами, мистер Дэйви.
— Предпочитаете смерть бесчестию? — съязвил он. Тонкая морщина прорезала воскообразное лицо. — Я не дам вам выбора. Вы ничего не знаете о жизни, все ваши знания о людях взяты из устаревших книг, там дурной человек сразу виден — у него из-под плаща торчит хвост, а из ноздрей извергается пламя. Вы доказали, что вы — опасный противник, поэтому я предпочитаю, чтобы мы были рядом, в одной упряжке. Эту дань вы заплатите мне. Вы молоды, в вас чувствуется здоровая закваска, мне не хотелось бы разрушать эту гармонию. Думаю, что со временем наша дружба, отступившая сегодня, снова вернется.
— Да, вы имеете полное право относиться ко мне как к ребенку, притом, к глупому ребенку, мистер Дэйви. Я это заслужила. С момента нашей первой встречи в ноябре я только и делаю одну глупость за другой. Наша дружба с самого начала была циничной насмешкой и бесчестьем — вы давали мне советы, не отмыв кровь невинных людей с ваших рук. Дядя, по крайней мере, не кривил душой — пьян он был или трезв, свет знал о его преступлениях; они мучили его по ночам, он сам приходил от них в ужас. А вы облачились в святые одежды, они, как щит, оберегают вас от подозрений; вы прячетесь за крестом… Мне вы говорите о дружбе…
— Мне нравится ваше негодование и непокорность, Мэри Йеллан. В вас есть искра, которой обладали женщины прошлых веков. Ваше общество окажет честь любому, от него добровольно откажется только дурак. Прошу вас, не будем говорить о религии. Когда вы узнаете меня лучше, мы вернемся к этой теме, я расскажу, как пытался спрятаться в религии от себя самого, а обнаружил, что она построена на ревности, ненависти и жадности — этих созданных человеком спутниках цивилизации, в то время как язычники были намного чище.
Моя душа не могла этого вынести… Бедная Мэри, вы уже нарочно стоите в девятнадцатом веке, не понимая, куда он ведет нас. Вы считаете меня выводком и позором для вашего маленького мирка… Ну, ладно, готовы ли вы? Ваш плащ висит в холле, я жду.
Она отступила к стене, смотря на часы, но он не отпускал ее руки, только сильнее сжал запястье.
— Вы должны меня понять, — сказал он мягко, — в доме никого нет, вы знаете. Если будете кричать, никто не услышит. Но, признаюсь, хотелось бы избежать этой вульгарной сцены. Наша добрая Ханна сейчас сидит у камина в своем доме по ту сторону церкви. У меня в руках больше силы, чем вы предполагаете. Альбиносы кажутся хрупкими, но это заблуждение. Ваш дядя знал мою силу. Мне не хотелось бы причинять вам боль, Мэри Йеллан, или портить вашу привлекательную внешность, чтобы утихомирить вас, если вы начнете шуметь. Но я буду вынужден это сделать, если вы не примете мое предложение. Ну, я вас не узнаю! Где ваш азарт к приключениям, ваша смелость, наконец?
Она видела по часам, что он уже просрочил свой лимит времени и должен спешить. Его хорошо скрываемое нетерпение выдавали плотно сжатые губы и искры в глазах. Была половина девятого, Джем уже должен был побывать у кузнеца в Уорлегане. От Алтарнэна его отделяло двенадцать миль, не больше. И Джем не такой дурак, как она. Девушка старалась быстро обдумать положение, взвешивая свои шансы на успех и поражение. Если она поедет с Фрэнсисом Дэйви, то будет ему обузой и тормозом, это неизбежно, он на это, видно, рассчитывал. Погоня будет следовать по пятам, ее присутствие выдаст его рано или поздно. Если отказаться, в лучшем случае, она получит нож в сердце, не будет же он связывать себя раненной спутницей, несмотря на все его льстивые признания.
Он назвал ее смелой, склонной к приключениям. Ну, что ж, надо ему доказать, насколько она отважна, и что умеет подумать о себе не хуже, чем он. Если он не совсем нормальный — в этом девушка была убеждена — его болезнь приведет его к гибели; если он не ненормальный, она заставит его еще раз споткнуться о себя, пустит в ход всю свою женскую изворотливость и померяется с ним умом и хитростью. На ее стороне правда и вера в Бога, а он уже вне закона, в аду, который сам себе соорудил.
Она улыбнулась, приняв решение, теперь можно было без страха посмотреть ему в глаза.
— Я поеду с вами, мистер Дэйви. Но я буду неудобной спутницей, вы пожалеете, что взяли меня с собой.
— Мне все равно, кем вы будете — другом или врагом. Я знаю, что привязываю камень на шею, но это меня еще более влечет к вам. Вы скоро забудете свои уловки и причуды цивилизации, которые впитали с детства. Я научу вас жить так, Мэри Йеллан, как люди живут уже четыре тысячи лет, если не больше.
— Не думаю, что мы сможем понять друг друга, мистер Дэйви. На вашей дороге я вряд ли буду хорошим компаньоном.
— Дороге? Я не говорил о дорогах. Мы поедем по болотам и горам, по гранитным скалам и камням, как делали когда-то Друиды.
Она чуть не расхохоталась ему в лицо, но он повернулся к двери и распахнул ее перед ней. Проходя в коридор, она насмешливо поклонилась. Ее переполнял необузданный азарт, страха как не бывало. Ничто не имело значения, ее окрыляло сознание, что человек, о котором она думает, которого любит, на свободе, и руки его не запятнаны кровью. Если бы ей захотелось, можно было бы кричать во весь голос о своей любви, не боясь позора. Она знала: то, что он сделал, он сделал ради нее, он вернется к ней снова. Мысленно девушка представляла, как он скачет во весь опор по дороге в погоне за ними, слышала его торжествующий крик.
Мэри прошла за Фрэнсисом Дэйви к конюшне, где стояли оседланные лошади. К этому она не была готова.
— Вы собираетесь ехать в карете?
— Вы и так достаточно тяжелый груз, — отпарировал пастор. — Я не собираюсь обременять себя лишним багажом. Мы поедем налегке. Вы ведь умеете ездить верхом, каждая женщина, родившаяся на ферме, владеет верховой ездой; я буду держать ваши поводья. Большой скорости, увы, не могу обещать, лошадь уже поработала сегодня, многого с нее не возьмешь; что касается серой, она хромает, быстро идти не сможет. Ах, Непоседа, ты виновата, что приходится удирать. Если бы ты не потеряла гвоздь на дороге, твой хозяин был бы в безопасности. В наказание ты сегодня повезешь эту женщину.
Ночь стояла сырая и темная, дул пронизывающий холодный ветер. Небо заволокли низко нависшие тучи, закрыв луну. Такая ночь была на руку викарию из Алтарнэна, казалось, природа приняла его сторону и ополчилась против Мэри. Девушка взобралась в седло, гадая, проснется ли кто-нибудь в деревне, если она закричит и станет звать на помощь. Но тут же ощутила руку на своей ноге, пастор помог ей укрепить стремя, и, взглянув на него из седла, девушка заметила блеск стали под плащом. Он поднял голову, улыбнулся многозначительно, дав понять, что все детали хорошо продуманы.
