— Не такой уж ты изможденной выглядишь после своих загулов.
Работу и частые командировки дочери она почему-то упорно считала чем-то вроде разнузданного образа жизни, и загулов в частности. Что ж, по сути, так оно и было.
Мать вошла в комнату и оправила перед зеркалом платье, которое в талии было перехвачено широким блестящим поясом.
— Значит, приехала. Надолго ли?
— Возможно, нет, — пожала плечами Маша. — Это должно выясниться вечером. У меня сегодня деловой ужин с начальством.
Мать уселась на софу и элегантно взяла чашечку с кофе, которую ей подала Маша. Однако во всем ее виде было сильно заметно напряжение. Положив ногу на ногу, она нервно и мелко затрясла носком туфли.
— Что с тобой, мама? — была вынуждена спросить Маша. — Я вижу, что-то неладно. Почувствовала это еще по телефону.
— Ничего особенного, — отмахнулась та. — Наверное, скучаю без Кати. Она уехала…
— Это я уже слышала. Тебя беспокоит что-то другое.
— Господи, Маша, ты еще спрашиваешь! — неожиданно взорвалась мать. — Как будто ты все еще маленькая девочка!
Она прекрасно знала, что Маша была действительно давно уж не девочка и все понимала, и могла бы не утруждать себя дальнейшими разъяснениями.
— У твоего папы есть женщина, — все-таки заявила она, поскольку для того и приехала.
В ее заявлении не было ничего особо нового и оригинального.
— Мне бы пора к этому привыкнуть, — продолжала она, — но я слишком постарела и устала, чтобы делать вид, что ничего не замечаю. Одно и то же на протяжении многих лет. Мне страшно, что придется доживать жизнь в одиночестве.
От последних слов матери у Маши защемило сердце.
— Ему в прошлом году исполнилось шестьдесят лет, — тихо сказала она, — неужели ты думаешь, что он до сих пор…
И тут она поняла, что, как всегда, ляпнула бестактность.
— Поверь мне, дочка, — резко отозвалась мать, — твой папа еще полон сил. И я с ужасом думаю о том, что и в восемьдесят лет он будет ими полон…
— А ты уверена, что у него действительно есть… — Маша запнулась, чтобы лишний раз не произносить слов, которые причиняют боль.
— Я, конечно, всегда подозревала, что ты не очень умна, но чтобы до такой степени…
Маша опустила глаза и молчала.
— Уверена ли я, ты спрашиваешь, — продолжала мать. — Еще бы мне не быть уверенной, если его дрянь звонит прямо домой и они преспокойно договариваются о свидании. Я выучила все их условные слова… Мне плевать, что он мочалит себя с какой-то дрянью. Но я боюсь, что он совсем уйдет, — снова сказала она.
— Ну и пусть уйдет, — осторожно проговорила Маша. — Тебе же спокойнее будет.
— Ты с ума сошла! За столько лет я так привыкла к нему, что просто не смогу быть одна. Я отдала ему всю жизнь. Без него я ничто.
Вряд ли мать можно было в чем-нибудь переубедить. По крайней мере, у Маши это никогда не получалось. Поэтому она сказала:
— Но ведь и он без тебя не сможет.
— Ничего подобного, — горестно усмехнулась мать, — он был бы счастлив от меня отделаться.
— Будь и ты счастлива. Ты ничего не теряешь.
* * *
— Между прочим, — ни с того ни с сего вдруг сообщила мать, — у твоего мужа родился ребенок. Мальчик.
Вот уже прошел почти год, как Эдик Светлов вторично обженился. А теперь сделался и отцом. Однако ему, наверное, на веки вечные суждено остаться мужем Маши Семеновой. Хотя бы и первым.
— Откуда ты знаешь? — поинтересовалась Маша исключительно из вежливости.
— Он сам позвонил мне и сообщил об этом.
Маша ничуть не удивилась. Во-первых, Эдик всегда испытывал потребность отчитываться теще, хотя бы и бывшей, а во-вторых, должен же был он констатировать тот факт, что в неудаче первого брака целиком и полностью виновата Маша, а не он. У него-то теперь нормальная семейная жизнь. В этом каждый может убедиться.
— Ты ненормальная женщина, — однажды заявил он Маше. — У тебя совершенно отсутствует инстинкт материнства.
То, что у него присутствовал инстинкт отцовства, он доказывал сначала своим анальным термометром, а затем и своим новым браком.
— Ты сама вынудила Эдика бросить тебя, — сказала мама, подливая в чашки кофе. — Стало быть, сама во всем виновата.
У нее словно появилось второе дыхание. Она отыскала новое, интересное развитие темы, обсуждение которой должно было позволить ей забыть собственные невзгоды. Маша это поняла, а потому покорно поддержала разговор.
— Интересно, — искренне удивилась она, — в чем я виновата?
— Знаешь, голубушка! Знаешь!.. Сначала забросила дом, хозяйство, а потом еще и мужика завела. Это отвратительно. Милиционера какого-то…
— А если бы он был не милиционером, а банкиром, это бы тебя больше устроило?
— Мне-то что? Это тебе нужен муж.
— Борис вовсе не собирался на мне жениться, — вырвалось у Маши. — И я не собиралась выходить за него замуж, — поспешно добавила она.
— Вот видишь, — тонко улыбнулась мать, — а у Эдика самые серьезные и благородные намерения. Он изо всех сил старался, чтобы у вас наладились отношения, а когда понял, что это невозможно, — просто бросил тебя и взял более достойную женщину.
По лицу матери было видно, что ей до смерти обидно, что бывший зять быстренько нашел замену ее дочери, а та, бедняжка, все еще кукует одна.
— Интересная у тебя логика, — вздохнула Маша. — Я завела себе любовника — это отвратительно, и я недостойная женщина. Другая женщина берет в любовники моего мужа — и она, оказывается, более достойная.
— Ты прекрасно понимаешь, о чем я. Что касается Раисы, то ведь она сошлась с порядочным мужчиной!
— Но этот порядочный мужчина был как-никак женат, — заметила Маша.
— У тебя удивительная способность извращать мои слова, Мария… Я просто сравниваю тебя и ее и вижу, что у нее хватило ума сделать правильный выбор.
— Честно говоря, я с радостью уступила ей это сокровище. Она сделала ценное приобретение.
— По крайней мере, она не спуталась с военным. В наше время это верх глупости.
Маша вздрогнула. Хотя мать, конечно, имела в виду Бориса.
— Борис не был военным, — сказала Маша. — Он был сотрудником милиции. К тому же ходил в штатском.
— Это ничего не меняет, — заявила мать.
По-своему она была права. Если ее девочка крутит с кем-то роман, который не ведет к браку, то впустую тратит жизнь и здоровье. Любовь должна заканчиваться замужеством, а не бесплодием и одиночеством
— Я тоже пыталась сохранить отношения с Эдиком, — устало проговорила Маша.
Это прозвучало как оправдание, а оправдываться ей хотелось меньше всего.
