Теплая вода лилась на их головы, Джо протянул руку к куску лавандового мыла и, намылив руки, стал покрывать мыльной пеной все тело Габриеллы. Особого внимания были удостоены ее груди с затвердевшими сосками, живот и бедра. Затем Джо стал целовать все эти места, лаская их языком и губами. Наконец он опустился на колени, поставил ногу Габриеллы себе на плечо и стиснул своей большой рукой ее ягодицы. Проведя пальцем по волосам на ее лобке, он стал целовать ее влажное лоно.
Габриелла запрокинула голову, почувствовав, как возбуждение нарастает с каждой секундой. Едва Джо поднялся, она обвила ногами его талию, и его возбужденная плоть уперлась ей в живот.
— Мое любимое место, — промурлыкал Джо, поднимая, а затем опуская Габриеллу на свой член и проникая вглубь нее. — Касаться тебя там, где так горячо и мягко… Где так приятно… Где так приятно тебе…
— По-настоящему лучшая часть.
— Да. — Глядя ей в глаза, Джо вышел из нее и снова медленно вошел.
— Я люблю тебя, Джо.
Он начал двигаться быстрее и с большей интенсивностью, дыхание тяжелыми толчками покидало его легкие. Потребовалось совсем немного времени, чтобы они достигли оргазма, и он был такой силы, что Джо чуть не упал. Сердце Габриеллы бешено колотилось, а Джо лишь через несколько мгновений смог вновь обрести способность дышать.
— Боже ты мой, — произнес он, отстраняясь и ставя Габриеллу на ноги. — Это было сродни попытке бежать, жонглируя на ходу.
— Ценю твои усилия, — прошептала она, целуя его в шею.
— Я не жаловался. — Джо улыбнулся и похлопал ее по попке. — У тебя нечего поесть? Может быть, яичница с ветчиной? Я умираю от голода.
Габриелла предложила ему кукурузные хлопья. Они сидели за столом в столовой, завернувшись в полотенца, и улыбались друг другу. Габриелла смотрела на любимого мужчину и задавала себе вопрос, чем она заслужила такое счастье. Понять она не могла, но у нее шевельнулось подозрение, что карма решила воздать ей за все мучения последних месяцев.
Ночью, лежа в постели в объятиях Джо, Габриелла испытывала блаженство, ощущая, как счастье наполняет ее тело, разум и душу. Ей казалось, что она нашла рай на земле, но один вопрос у нее все же оставался.
— Джо?
Его рука скользнула к ее бедру.
— Хм?..
— Когда ты понял, что любишь меня?
— Вероятно, в прошлом месяце, но я не осознавал этого, пока не увидел тебя на приеме у Хиллардов вчера вечером.
— Почему тебе потребовалось столько времени?
Он помолчал и сказал:
— После ранения у меня было много времени на размышления, и я решил, что пора обзавестись семьей. Я мысленно рисовал себе, какой должна быть моя жена. Ей должно было нравиться готовить, и она должна была заботиться о том, чтобы у меня всегда были чистые носки.
— Но я вовсе не такая.
— Знаю. Ты та, какую я хотел, до того, как понял, чего действительно хочу.
— Думаю, я понимаю тебя. Я всегда считала, что полюблю мужчину, который будет медитировать вместе со мной.
— Но это определенно не я.
— Я знаю. Ты тот, кого я хотела еще до того, как поняла, чего действительно хочу. — Габриелла приподнялась на локте и взглянула на Джо. — Ты по-прежнему считаешь меня полоумной?
— Я считаю, — Джо заключил ее в объятия, — что я ополоумел от любви к тебе.
Джо вошел в мастерскую Габриеллы и принялся рассматривать портрет Сэма, который она рисовала.
Натурщик висел вниз головой, зацепившись лапой за свою жердочку, и смотрел на художницу. Птица на холсте больше походила на тетерева, чем на попугая, и имела вокруг головы похожее на солнце желтое сияние. Джо знал, что это должно означать ауру Сэма, и еще ему было прекрасно известно, что следует воздержаться от высказывания своего мнения.
— Ты уверена, что не хочешь вместо этого написать мой портрет в обнаженном виде? Я бы не возражал.
Позирование Габриелле обычно заканчивалось тем, что они начинали предаваться страсти и мазали друг друга используемыми Габриеллой нетоксичными красками. Это был их новый взгляд на искусство.
Габриелла улыбнулась и опустила кисточку в краску ярко-желтого цвета.
— У меня полно портретов твоего мистера Весельчака, — заявила она, указывая на стоящие у стены холсты. — Сегодня я хочу писать Сэма.
Черт побери, ему предпочли птицу!
Джо прислонился плечом к стене и стал наблюдать за работой Габриеллы. Они были женаты три месяца, и иногда он ловил себя на том, что ему приятно просто наблюдать за ней. Его мать была права относительно того, что он мог бы смотреть на Габриеллу всю оставшуюся жизнь, независимо от того, чем Габриелла занимается: пишет картины, готовит свои масла или спит. Особенно Джо нравилось следить за ее глазами, когда они занимались любовью.
Через неделю они будут отмечать юбилей того дня, когда она плеснула в него из баллончика с лаком для волос. Вообще-то Джо не очень-то любил праздновать доморощенные юбилеи, да и воспоминания об этом дне вызывали больше улыбок у Габриеллы, чем у него, но он будет праздновать, чтобы доставить ей радость.
Он опустил глаза к ее животу и подумал, что, если напрячь воображение, можно заметить, как живот, где растет его ребенок, немного округлился. Они полагали, что Габриелла забеременела два месяца назад, в день их переезда в новый дом. Вот это действительно юбилей.
Сэм издал крик и вспорхнул с жердочки на плечо Джо. Переступая с лапы на лапу, он начал чистить перья у себя на груди.
Ты должен задать себе один вопрос. Ты счастлив? Ну, отвечай… балбес.
Джо посмотрел на жену, одетую в запачканную краской белую рубаху. Все, чего он всегда хотел, и все, что ему может понадобиться, находится в этой комнате. У него красивая жена, которую он любит до боли, растущий в ее чреве ребенок и очень непоседливая птица. Чего еще может желать парень вроде него?
— Да, — произнес Джо. — Я счастливый балбес.
