я так не хочу, что для русских женщин это неприемлемо.
Возможно, он посчитал, что такой поступок будет выглядеть романтично и возбуждающе, но это не так. И я обязана донести до него свою позицию. Уверена, Нафиз прогрессивный представитель своей культуры, как сам утверждал на саммите, он поймёт и примет моё решение.
Так, свернувшись калачиком, я и уснула. А утро принесло мне понимание, как же жестоко я ошиблась в своих суждениях о прогрессивности и понимании со стороны шейха.
Разбудили меня две прислужницы, что пришли в комнату с утра. Одна принесла поднос с чаем, а другая отглаженный лёгкий атласный бирюзовый халат.
– Сайеда, вас уже ждут, – сказала одна из них на русском, но с сильнейшим акцентом. – Доктор приехал.
– Зачем мне доктор, я здорова, – сонно пробормотала я, желая одного – чтобы меня никто не трогал.
– Так положено.
Сражаться и спорить с горничной было бессмысленно. Я поднялась с постели, размяла затёкшую из-за напряжённой позы, в которой так всю ночь и проспала, шею.
Пришлось согласиться отдать свою одежду, потому что я понимала, что постоянно ходить в ней не смогу. Да и свежесть после всего у неё уже была сомнительная.
Я стащила с себя брюки и майку, сняла грязное бельё, потому что мне после душа пообещали дать чистое. Непонятно только, почему сразу не принесли.
Едва я успела запахнуть халат, как дверь открылась и на пороге показался Нафиз. Взгляд его тёмных как ночь глаз прикипел ко мне, заставив поёжиться и крепче стиснуть полы халата.
– Повелитель, – тихо обратилась одна из женщин, что была старше, когда они обе склонили головы. Она замерла в ожидании разрешения продолжить свою речь.
– Говори, – позволил шейх.
– Она ещё не готова.
– Мне плевать, – ответил он и коротко кивнул.
Обе женщины, опустив головы, попятились к выходу и выскользнули, оставив на с ним в комнате вдвоём.
Я встала с края кровати и вытянулась струной, всё ещё сжимая на груди скользкую ткань халата. Нафиз был на голову выше меня в любом случае, но так он хотя бы не возвышался надо мною горой.
Мы оба замерли, сцепившись взглядами. Смотрели друг на друга неотрывно. Это был тот самый Нафиз, с которым я провела горячие четыре дня в Таиланде, но в то же время он казался другим.
Там был горячий парень с неуёмным либидо и завораживающей улыбкой. Лёгкий в общении и целующий так сладко, что коленки подгибались и голова начинала кружиться. Свободный, открытый, заливисто смеющийся над моими шутками и попытками сделать крутое селфи на фоне заката над морем.
А здесь передо мной стоял другой Нафиг. Тот же профиль, тот же разлёт смоляных бровей над чёрными как ночь глазами. Но в каждом его движении, во взгляде, даже в дыхании угадывалось его положение.
Власть. Сила. Господство. Могущество.
Он был не просто уверенным в себе мужчиной, наделённым властью. Он был правителем целого государства. Люди склонялись перед ним, вверяя судьбы.
В Таиланде, как я поняла, он был инкогнито. А здесь он дома.
Нафиз сделал шаг ко мне, всё так же прожигая взглядом. Потом он шагнул снова, а я, не сдержавшись, отступила, когда он поднял руку, чтобы коснуться моего лица.
Было страшно, ведь я осознавала, что передо мной не тот парень из Таиланда. Сейчас передо мной стоял шейх Аль-Дахи и заявлял на меня свои права, потому что он сам так решил, что они у него есть.
Нафиз остановился и прищурился.
– Злишься? – спросил спокойно и даже мягко.
Я промолчала и отвернулась. Не спиной, хотя хотелось, но я не решилась. Только взгляд отвела в окно. Потому что если бы ответила ему, то точно вышло бы достаточно грубо.
– Хэриб… – прошептал он и прикоснулся пальцами к моему подбородку, приподнял его, вынудив посмотреть ему в глаза. – Ответь мне.
– А ты как думаешь? – голос сел от напряжения в горле, потому что я пыталась сдержать бушующие эмоции. – Нельзя похищать людей. Женщина – не вещь, Нафиз. Или мне не позволено так называть тебя теперь? Как нужно: мой господин, повелитель, ваше величество?
Конечно же, он почувствовал сарказм в моём голосе, который сдержать так и не вышло.
– Только в чужом присутствии. Когда мы одни, называй как тебе хочется. Только у нас не называют Величество, а говорят Ваше Высочество, обращаясь к шейху.
Уж спасибо за высочайшее разрешение.
Но я ему, конечно, этого не сказала, и так наговорила лишнего, что могло аукнуться.
– Я хочу домой, Нафиз, – упрямо повторила, положив пальцы на его запястье и отстранив от своего лица.
– Почему? – он свёл брови на переносице, будто действительно совершенно не понимал моё желание.
– Потому что там мой дом. Моя страна. Моя жизнь.
Он снова чуть прищурился на несколько мгновений, глядя на меня, а потом ухватил за запястье и потащил за собой.
– Пошли, – сказал отрывисто, а я едва успела второй рукой ухватить разъезжающиеся полы халата.
Он подвёл меня к высокой двери, нажал на ручку, и мы оказались на небольшом балконе. Не знаю, что за фантастика, но мы вроде бы поднимались на второй этаж по лестнице, когда вчера шли сюда с сопровождающей, а теперь я будто бы была на балконе третьего этажа, если не выше.
– Смотри, – он провёл вокруг себя рукой. – Смотри вокруг, Хэриб, и скажи мне, чем моя страна хуже твоей?
Вид был действительно невероятный. Кристальная гладь озера с невероятно прозрачной голубой водой, ярко – зелёные деревья вокруг, архитектура зданий, приводящая в восторг. А дальше бесконечное море красных раскалённых дюн под слепящим диском солнца.
– Разве эта красота не достойна твоей кисти?
Я резко повернулась и посмотрела на Нафиза. Откуда он узнал, что я рисую? Точнее рисовала. До того, как потеряла ребёнка. Врачи говорили, что на самом деле он и не зародился, организм обманулся и начал строить беременность, но я всё равно ощущала это как потерю. И больше не смогла взять в руки кисти и краски.
Но… об этом моём увлечении даже в редакции не знали. Только мама и Рома. Первая всегда считала лишней тратой времени и денег, а Роме было просто всё равно.
“Мазня какая-то” – однажды сказал он на эмоциональную абстракцию, которую я изобразила после нашего с ним романтического ужина.
Мне было обидно, но я себя убеждала, что он просто из тех, кому искусство в принципе не интересно.
– Я многое узнал о тебе, – улыбнулся Нафиз, отвечая на мой незаданный вслух вопрос. – Видел твои картины. Они прекрасны. Они висят в моей спальне.
Я дар речи потеряла. Боже, где он только нашёл их? У меня осталась парочка в школе искусств, где я проходила курсы, ещё несколько я подарила друзьям, но не призналась, что написала их сама.
– Я пытался отпустить тебя, Хэриб, – он развернулся и снова прикоснулся к моему лицу костяшками пальцев. – Не стал препятствовать отъезду в тот день из Таиланда. Но не смог. Найти тебя было не сложно.
– Ты знал, что я буду на саммите?
– Я сделал так, что ты там была.
Меня это заявление Нафиза совершенно не удивило. Я не думала о причине моей командировки на саммит, но сейчас, когда он озвучил, шока не испытала.
Не успела я и вдох сделать, как Нафиз подался ко мне, заключил моё лицо в свои большие тёплые ладони и склонился так, что наши губы оказались буквально в нескольких миллиметрах.
– С ума свела меня, чужестранка с ледяными глазами, – прошептал исступлённо. – Аллах тебя послал или шайтан – неведомо мне, но внутри всё горит, выжигает, как в полдень в пустыне.
Я задохнулась от его пыла, почувствовала, как у меня самой внутри всё подалось к нему навстречу, каждый волос на теле встал от электричества, что вихрем сейчас формировалось между нами.
– Ты не вещь, Хэриб. И я не стану тебя принуждать. Но отпустить не в силах.
– Так нельзя… – снова повторила я, только уже шёпотом, потому что его близость опаляла меня, лишая сил.
– Я подожду, пока ты придёшь. Но прошу, помни, женщина, что терпение даётся мне очень непросто.
Ещё
