– Что-то происходит, в этом нет сомнений. Мы просто обязаны во всем разобраться раньше, чем пострадает кто-то еще.
– Кто-то еще? – переспросила я. – Так вы согласны, что вся эта история не начинается и не заканчивается брошенной в машину пачкой из-под молока? Что моя мама… мой бывший парень – все это как-то связано, хотя я никак не могу представить, как.
Марко замолчал и посмотрел на меня так, будто я – древние письмена на умершем языке. Затем он качнул головой.
– Возможно, вы и правы, Даша. Расскажите мне все. Не упустите ни единой детали, – попросил Марко, протягивая мне стакан с восхитительным разбавленным виски. Рассказывать мне ничего не хотелось.
* * *
Они вошли в квартиру так неожиданно, что я не успела ни сориентироваться, ни придать лицу соответствующее нейтральное выражение. Я сидела в кресле, измученная, разбитая, словно в одночасье постаревшая на двадцать лет, когда дверь в квартиру открылась и в помещение впорхнули две беззаботные летние феи, сохранившие солнечные лучи в блеске солнцезащитных очков. Со смехом продолжая щебетать о чем-то своем на мелодичном французском, они даже не сразу поняли, что в гостиной есть кто-то еще.
– Мама?! – первым пришел в себя Андре. – Одри? Какой приятный сюрприз!
В присутствии Габриэль все, кажется, тут же начинали вести себя так, словно находились в покоях королевы. Улыбки, поклоны, ничего не значащие фразы – все по этикету, которого, вот незадача, я и знать не знала. Впрочем, Одри вела себя свободно и расковано в обществе Габриэль де Моро. Красивая, загорелая, с прямой осанкой, гордыми обнаженными плечами, которые контрастировали с белоснежным платьем. Она бросила пару пакетов из толстого глянцевого картона на кушетку, подошла к Марко и чмокнула его как ни в чем не бывало в щеку. Ей было не привыкать проводить время в обществе Габриэль. Невольно подумалось, что, возможно, со временем и я стану бывать на вторых завтраках и ланчах в этом приятном обществе. Семья. Почему это слово так плохо клеится к этим роскошным женщинам, откуда это чувство, что я – пойманный на месте преступления карманный воришка, ловкости которого не хватило даже, чтобы свистнуть кошелек.
– Ого, да у вас тут fête[2]! – воскликнула Одри и склонила голову, явно обратив внимание как на мой потрепанный внешний вид, так и на недопитый стакан с виски – во втором часу пополудни. Ах, позор! Но я была только рада их искреннему недоуменному изумлению, оно означало незнание причин, заставивших меня прятаться от прямых солнечных лучей в глубоком кожаном кресле. Значит, Марко не рассказал о том, что случилось с нами, ни матери, ни Одри. Хорошо, очень хорошо. Чем меньше людей узнает, тем лучше.
– Ничего подобного, это не вечеринка, а лекарство для усталых путников. Андре и Даша проделали долгий путь, они ехали всю ночь, – сказал Марко, не добавляя никаких лишних подробностей.
– Но Андрюша! – воскликнула вдруг Габриэль, протянув тонкие пальцы в театральном жесте. – Это же опасно, разве можно проводить столько времени за рулем!
Было так неожиданно услышать прямо посреди нежного ручейка французской речи это чисто русское употребление имени Андрей – Андрюша. Габриэль произнесла его чисто, почти без акцента. Наверное, она называла его так с детства. Еще одна мелочь, только доказывающая, как мало я знаю о моем… м-м-м… женихе.
– Но я же здесь, верно? – улыбнулся Андре и подошел, чтобы поцеловать мать. Я сделала неимоверное усилие над собой, заставив свое тело подняться. Было категорически невозможно сидеть в присутствии стоящей на свои красивых, ухоженных ножках матери Андре. Стоять перед ней босой тоже было более чем странно, но что поделать: кроссовки остались у двери. К тому же даже будь они на мне, я все равно выбивалась бы на общем фоне. Для них кроссовки являются исключительно спортивной обувью.
– Да уж, это я вижу. Ты-то здесь, Андрюша, но вот, что странно! – воскликнула Габриэль. – Ты никак не представишь меня своей прелестной подруге. Это просто невежливо. Добрый день! – и Габриэль подошла ко мне, протянув свою тонкую, изящную руку. Аристократка, подумала я. Чертовы аристократы. Куда меня занесло? Андре сделал шаг в нашу сторону, а я пожала своей ледяной ладонью теплые пальцы его матери. Она посмотрела на меня удивленно, словно почувствовав через рукопожатие, насколько недобрый мой день.
– Даша, это моя мама Габриэль, – покорно пробубнил Андре, словно позабыв, что он уже однажды знакомил нас с ней в ее особняке. – Мама, это Даша. – Андре помедлил, но прибавлять к моему имени дополнительный «титул» невесты не стал. Я выдохнула с облегчением и улыбнулась, понимая, какое неизбежное количество вопросов породило бы одно это слово. Только этого мне сейчас не хватает.
– Та самая Даша? – Габриэль сняла солнцезащитные очки и посмотрела на меня такими знакомыми мне темными медовыми глазами. Лучики морщинок играли, добавляя взгляду пронзительности, Габриэль молчала, и я вдруг поняла – знает. Все она знает. Именно поэтому-то она сейчас и здесь. Может, и вправду забыла меня или не помнила ни минуты из того дня, когда мы – неожиданные и никому ненужные гости на вечеринке – бродили по ее дому. Но теперь она знала и меня, и то, кем я являюсь для ее сына. Знала – и провоцировала его на прямой ответ. Пришла сюда, чтобы посмотреть, что за глупая история, в которую влез ее красивый, непредсказуемый младший сын. Марко сказал ей? Наверное, он. Кто же еще? Никто больше не знал про наш маленький секрет. И Марко не должен был знать, это Андре не удержался, наболтал ему всяких глупостей, называя меня невестой. Разве скроет такое от любимой матери заботливый старший сын?
Я заметила, как Одри, постояв в нерешительности, сочла за лучшее исчезнуть и оставить нас с Габриэль наедине, только платье в проеме мелькнуло белым. Умно. Вот бы и мне можно было так же проскользнуть за одну из темно-коричневых дверей. Я все еще держала в свободной руке недопитый стакан, лишнее неопровержимое доказательство моей небезупречности. Я никогда, никогда не впишусь в эту семью. Мне вдруг стало интересно, каким был – и есть – отец Андре, тот русский мужчина, что решился обуздать эту полную исторического великолепия наследницу Лотарингского дома. Владимир Рубин, так, кажется, его зовут. Я смутно помнила то, что мне рассказывала моя помешанная на высшем свете мама. Да, точно, Владимир. Интересно, что в нем нашла такая женщина, как Габриэль. Впрочем, любопытство – грех, любопытство кошку сгубило. Я не заметила, как поднесла стакан к губам и отпила. Габриэль невозмутимо улыбалась.
– Налей, что ли, и мне, Марко. Что вы пьете?
