Уилкинс умел напустить на себя важный вид, и именно так он сейчас и поступил.
— Он бы многим сделал великое одолжение, если бы покинул этот мир, но я бы не хотел, чтобы это случилось здесь, подумайте, что скажут соседи.
— Еще и перепачкал все вокруг, — со вздохом сказала миссис Рафферти. — Его прямо наизнанку выворачивало. Доктор говорит, это называется гастрит. Не лучший способ умереть.
— Могу себе представить, — кивнула Жизлен, — а что, опасность миновала?
— Доктор считает, что да, — мрачно подтвердил Уилкинс. — Но он предупредил, что все может и повториться.
На мгновение Жизлен ясно представила себе лицо Николаса Блэкторна. Темные, холодные глаза, чувственный рот, густые черные волосы.
— Вполне может повториться, — согласилась она.
— У вас не гастрит, — сообщил Трактирщик. Николас с трудом приподнял голову. Сил у него было сейчас не больше, чем у новорожденного щенка, и он опасался нарушить зыбкое спокойствие, в которое, наконец, пришли его внутренности. Если у него снова начнется сухая рвота, он возьмет пистолет, которым, возможно, прикончил Джейсона Харгроува, и отправится вслед за последним в преисподнюю. А может, и опередит его.
Если верить этому идиоту-доктору, то он, можно сказать, уже там побывал. Два дня прошло с тех пор, как он заболел, целых два дня, как его организм разрывает на части изнурительная рвота. Впервые в жизни он хотел умереть, только для того, чтобы прекратилось ощущение, что его выворачивает наизнанку. Сейчас, понемногу приходя в себя, Николас изумлялся собственному малодушию.
Он получал огнестрельные раны, удары ножом, участвовал в драках, пересчитать которые, наверное, и сам бы не смог, и всегда переносил боль почти не поморщившись.
Но муки, которые он пережил за последние двое суток, были не похожи на те, что он испытывал прежде. А этот проклятый доктор предупредил, что приступ может повториться…
До него понемногу стал доходить смысл слов, которые бормотал Трактирщик.
— Что ты там говоришь, Трак?
— Я говорю, что это не гастрит, я навидался гастритов. Мой дядюшка Джордж помер от этой болезни. Не бывает, чтобы она началась вот так ни с того ни с сего, да еще у молодого человека.
Николас постарался немного приподняться в постели, проклиная не проходившую слабость.
— О чем это ты там толкуешь? — переспросил он, и в голосе его послышалось удивление.
— Это яд, Блэкторн, — я думаю, вас отравили.
— Не мели чепухи! Кто мог меня отравить? Если Харгроув отдаст концы, думаю, Мелисса будет мне только признательна. Нет человека, который бы его любил, и к тому же у него нет родственников. — Извините, сэр, конечно, но он вовсе не единственный ваш враг. Не больно праведно вы живете. На лице Николаса мелькнуло подобие улыбки.
— Справедливые слова, мне нечего тебе возразить, Трак. Едва ли многие бы стали меня оплакивать. Но, подумай сам, как это могло случиться? Сомневаюсь, что Элин насыпала крысиного яду в бренди перед отъездом.
— Больше вы не получите бренди, — решительно заявил Трактирщик.
— Не дури, дружище.
— А еще я сам буду готовить для вас еду. Я всегда не доверял французам.
— Нет, ты точно спятил. Скажи еще, что старикан-дворецкий отомстил за поруганную честь своей дочери.
— А вы что, обесчестили его дочь? — мигом заинтересовался Трактирщик?
— Я понятия не имею, есть ли у него вообще дочь, но если есть, и если она хорошенькая, то вполне возможно, что она мне когда-то и подвернулась.
— Слишком уж много если. Нет, у меня под подозрением француженка.
Подумав, Блэкторн сказал:
— Допустим, я ей не нравлюсь, но едва ли этого достаточно, чтобы ей захотелось меня убить.
— Не знаю уж чего ей так захотелось, — пробурчал Трактирщик, — но только ей отравить вас было куда проще, чем всем остальным. Ведь она готовила вам ужин, правда? И, по-моему, вы ей не просто не нравитесь. Я-то видел, какое у нее было лицо, — она ненавидит вас, и притом люто.
— Ерунда, — ответил Николас, закрывая глаза, но все же приняв к сведению его соображения.
— Возможно. Но я с нее теперь глаз не спущу. Руки этой чужестранки не притронутся к тому, что вы будете есть. Никто, кроме меня, теперь не будет вам готовить.
— А ты уверен, что и тебе не захочется меня отравить, Трак?
— Не-е, — отвечал слуга. — Я бы пырнул вас ножом в спину. Яд — это бабьи игрушки.
— Возможно, — устало согласился Николас. — Но на этот раз я прошу тебя действовать осмотрительно. Если это действительно был яд, и именно она это сделала, то надо поймать ее за руку.
— Я бы лучше сразу перерезал ей глотку. Николас нетерпеливо махнул рукой.
— Надо выждать и присмотреться. Дай мне день-два, чтобы восстановить силы. Если хочешь, готовь сам и проверяй продукты, которые она тебе будет давать.
— Вы меня что, простаком считаете? — возмутился оскорбленный Трактирщик. Николас больше не слушал его.
— Если приступ гастрита не повторится, и мне станет лучше, то мы попросим ее приготовить для меня что-нибудь повкусней.
— Думаете?
Николас коварно улыбнулся.
— И заставим ее саму вначале попробовать. Трактирщик согласно кивнул.
— Вы всегда очень добры к людям.
— Стараюсь, Трак, стараюсь как могу. Усталость взяла свое, и, закрыв глаза, Николас Блэкторн наконец забылся сном, и снилась ему почему-то Франция.
Николасу было двадцать два, когда он впервые приехал в Бургундию. Он был уже слишком взрослым, чтобы отправиться в обычную для юношей его круга поездку по Европе с целью завершения образования, слишком взрослым, чтобы слушать, как сопровождавший его обедневший священник с помощью путеводителя рассказывает о достопримечательностях. В действительности его путешествие по континенту ограничивалось одной-единственной задачей — устроить как можно больше шумных скандалов.
Из Кембриджа его, разумеется, выгнали. Чтобы это наконец случилось, ему потребовалось добрых три года, но все же он своего добился, и не получил образования, которое хотел дать ему его суровый отец.
Это было непросто. Дело в том, что Николасу очень нравилось учиться. Но как только что-то по-настоящему захватывало его, он будто нарочно затевал какую-нибудь рискованную проделку, чтобы привести в ужас всех окружающих, а надо сказать, что интересовало его многое.
Он изучал новейшие способы ведения сельского хозяйства, свойства электричества и функции человеческого организма. Он постиг латынь и греческий, изучил военную науку и философию Платона. Он даже позволил себе позаниматься некоторое время юриспруденцией, пока главная цель его жизни снова не возобладала над всем остальным.
Этой целью являлось — унизить собственного отца. Отца, который презирал его, и окончательно от него отвернулся после смерти любимого старшего сына и жены. Что бы ни делал Николас, отец был недоволен, любые попытки заслужить его любовь или хотя бы одобрение, оканчивались ничем. Тогда Николас бросил стараться, решив, что если уж ему так и так суждено видеть со стороны отца одно недовольство, то лучше уж постараться сделать все возможное, чтобы его заслужить.
