Эдвина встревожилась уже не на шутку.
— Руби, что ты имеешь в виду? — спросила она дрогнувшим от беспокойства голосом.
— Поднимитесь к ней, так увидите сами, — мрачно махнула Руби в сторону лестницы и, продолжая бормотать себе что-то под нос, принялась убирать в шкаф ненавистную синюю норку. Глаза бы ее на все это безобразие больше не глядели! — Но прежде, вот вам мой совет: глоток крепкого виски либо бренди вам не помешает…
Господи, да о чем она говорит? Эдвина ничего не понимала. Что могло случиться с ее прелестной милой малышкой за несколько дней?
Всего лишь год назад Аллилуйя решила стать балериной, а еще годом раньше — оперной певицей. Последним из самых сумасбродных ее решений стало желание выучиться на скрипачку, чтобы играть классику. Под этим девизом прошли несколько месяцев: вся квартира была заполнена чарующими звуками музыки.
И вдруг этот адский грохот… „Нет мозгов…"
Эдвина одним махом взлетела по лестнице вверх. Чем ближе к комнате дочери, тем несноснее становился грохот.
Дверь в царство сказочной принцессы, все сотканное из кружев — кружевное покрывало на кровати, кружевные скатерти и салфетки и даже кружевные занавески на окнах, — была закрыта. Эдвина постучала.
Ответа не последовало.
Иначе и быть не может, резонно успокоила она себя.
Удивительно другое: как у девочки вообще голова от этих звуков не лопнула.
Легко надавив на медную дверную ручку, Эдвина открыла дверь и застыла в немом ужасе.
Представшее ее глазам зрелище казалось абсолютно ирреальным. Ее первой мыслью было, что она попала в один из фильмов Стивена Спилберга: открыв совершенно обычную нормальную дверь, она оказалась на пороге преисподней.
Что произошло с прелестными стенами детской, на которые вручную был нанесен узор, напоминающий кружева? Куда подевались скатерти из бельгийского кружева, занавески, покрывала?
Эдвина прислонилась к дверному косяку, не в силах вымолвить ни слова. За две недели, что ее не было, дорогой узор стенной росписи сменили грубые черно-белые, как у зебры, полосы, покрывавшие даже потолок, а изысканная мебель, тоже драпированная кружевом, была ободрана до грубого остова и выкрашена в вызывающие тона: голая кровать с пологом на четырех столбиках — в испепеляюще розовый, туалетный столик — в отвратительный зеленовато-желтый. Повсюду были разбросаны акриловые покрывала, расписанные под леопарда: они прикрывали странные конструкции, которые, как смутно подсказывала ей память, некогда были изящными креслами-качалками, закрывали постель и даже свешивались с окон в качестве занавесок, напоминая полог у входа в палатку. Прекрасный паркет, когда-то тоже вручную выложенный узором из венков, теперь был спрятан под мрачным скверным паласом из зеленого искусственного меха — такими покрывают сиденья в туалетах. На экране телевизора тряслась и извивалась под вспышки и мерцание какая-то рок-группа, но даже Эдвина, далеко не специалист в этой музыке, могла понять, что звук телевизора выключен: снующие по экрану образы и грохочущая музыка не совпадали. Очевидно, оглушающей какофонией они были обязаны музыкальному центру.
Посреди всего этого ада возвышалось существо, которое еще недавно было ее милой драгоценной дочуркой. Аллилуйя Купер стояла посреди постели на коленях, ее длинные каштановые волосы, восхищавшие Эдвину всего две недели назад, теперь были коротко острижены и торчали во все стороны прямыми жесткими пиками, выкрашенными в черный и желтый цвет. Свежее чистое лицо девочки покрывал толстый слой дешевой грубой косметики, основной акцент которой пришелся на губы, почти черные, и глаза а ля Мадлен Дитрих.
А одежда… Эдвину передернуло. О Боже, где ей удалось сыскать эту рвань, пригодную разве что для помойки? И что она сделала со своей настоящей одеждой? Эдвина никогда прежде не видела того, что сейчас было на ее дочери: старый потертый мотоциклетный жакет из черной кожи, ярко-алый обтягивающий топик, брючки из черного кружева в обтяжку и грязно-белые теннисные тапочки. С эполетов жакета, с ремня, а также с мочек ушей, с запястий, шеи и даже с одной из щиколоток свешивались груды искусственных украшений, которые обожают посетители самых дешевых забегаловок Лас-Вегаса.
Эдвина не могла опомниться. Судорожно глотнув воздуху, она потрясла головой, словно стараясь стряхнуть с себя представший ее взору кошмар. Похоже, Руби еще недооценила ситуацию… Это создание… женского пола… Нет, оно не может быть ее дочерью! Видимо, пока Эдвина была в отъезде, злые эльфы похитили ее девочку, оставив вместо нее оборотня…
Слегка придя в себя, Эдвина на негнущихся ногах прошла в комнату, чтобы выключить ревущий плейер. Теперь комнату озаряли только блики и вспышки мечущихся по экрану телевизора беззвучных образов.
Аллилуйя вскочила с кровати.
— Салют, Эдс! — Она сверкнула улыбкой в сторону матери и выдула огромный розовый пузырь жвачки.
Салют? Эдс?… А где же привычные: „Привет, ма!"? Эдвина пристально рассматривала создание, предположительно приходившееся ей дочерью.
— Ал? — произнесла она потрясенно. — Это правда ты?
— Ну ты даешь! А кто же еще? — Аллилуйя округлила темно-карие с золотыми огоньками глаза. — Слушай, только не начинай гудеть, ладно? По-твоему, у меня тут крыша поехала? Ты вернулась домой: ай-яй-яй, что с моей девочкой?
— Именно так, — кивнула Эдвина. Стараясь унять дрожь, она присела на край постели. Опустив голову и зачем-то разглядывая отполированный ноготок, глубоко вздохнула, затем, подняв глаза, встретила прямой взгляд дочери. — Ал, малышка, — сказала она быстро.
— Я думаю, нам нужно поговорить.
— Ой, ма-а-а… — недовольно протянула девочка и трагически закатила глаза. — Все же будешь учить меня жить, так?
— Я просто волнуюсь за тебя, вот и все. Детка, Руби сказала мне, что ты больна.
Аллилуйя потупилась.
— Ну… Мне нездоровилось… Знаешь, как бывает, — вроде вот-вот заболеешь, доходит? — Она бросила на мать быстрый взгляд, чтобы проверить ее реакцию.
Судя по выражению лица Эдвины, лед еще не растаял. Похоже, даже наоборот.
— Правда? — холодно проговорила Эдвина. — А нельзя ли более подробно описать, чем это ты собиралась вот-вот заболеть, юная леди?
Аллилуйя воинственно вздернула подбородок:
— Ну, ты понимаешь…
— Ал, — спокойно проговорила Эдвина, ее внутренний ужас выдавала лишь бешено пульсирующая в виске кровь, которую она никак не могла унять. — Надеюсь, мы придем к какому-то соглашению.
— О-ох, — вздохнула девочка, все еще оставаясь настороже. — Значит, сейчас начнется очередной нудеж…
