по моей шее и вдоль линии подбородка.
Я улыбнулась, вспомнив о нашем дне в отеле. Последний по-настоящему счастливый совместный день, прежде чем все полетело к чертям.
– Тебе это нравится, – сказала я.
– Да, принцесса.
Мы провели следующий час вместе, покоряя заоблачные высоты и срываясь в пропасть.
Это было прекрасно, как и все наши тайные мгновения. Мы трахались, жестко и быстро – и занимались любовью, сладко и медленно. Мы притворялись, что это наша жизнь, а не просто мгновение, и я притворялась, что сердце по-прежнему бьется в груди, хотя осколки его лежали у ног.
– Другого пути нет, ваше высочество. – В глазах Элин промелькнуло сочувствие, но потом ее лицо снова ожесточилось. – Это необходимо.
– Нет. – Я покачала головой: отрицание глубоко вонзило в меня свои когти. – Слишком рано. Он в порядке. Врачи сказали…
– Врачи сказали, он поправится… на этот раз. Его величество второй раз за год попал в больницу. Мы не можем рисковать и ждать третьего.
– Мы можем сократить нагрузку, – отчаянно сказала я. – Перепоручите бумажную работу и встречи его помощникам. Он еще может быть королем.
Элин глянула на Маркуса, который стоял в углу – я никогда не видела его таким мрачным.
– Мы обсуждали это с его величеством после первой госпитализации, – сказал он. – Он сказал прямо: если случится второй удар, он уйдет в отставку.
Я смутно помнила, как дед говорил нечто подобное через несколько недель после первого удара, но я была так зациклена на отречении Николая, что слова вылетели у меня из головы.
– Я понимаю, возможно, сейчас не лучшее время для подобных обсуждений, – сказала Элин с новым проблеском сочувствия. – Но состояние его ееличества стабилизировалось, и нужно немедленно начинать подготовку.
«Подготовку». Что-то ужасное пустило корни в животе и поползло дальше. Оно просачивалось в грудь, шею, руки и ноги, вызывая онемение изнутри.
Элин и Маркус снова переглянулись.
– Да, – сказала Элин. – Подготовку к вашей коронации.
Я думала, у меня будет больше времени – чтобы провести его с Рисом и убедить парламент отменить закон о королевских браках, – но я не успела. Время вышло.
– Помнишь Коста-Рику?
Губы Риса коснулись моих. Он накрыл меня своим мощным телом, опираясь предплечьем на диван, чтобы не раздавить.
– Как я могу забыть?
Это одно из счастливейших воспоминаний в моей жизни.
– Ты спросила, был ли я когда-нибудь влюблен. Я ответил нет. – Он нежно поцеловал меня в губы. – Спроси еще раз, принцесса.
Мои легкие сжались. Дыши.
Но это было непросто: все болело до такой степени, что я не могла вспомнить, каково это – когда боли нет. Сердце, голова, душа.
– Не могу. – Я заставила себя оттолкнуть Риса.
Кожа тут же похолодела из-за отсутствия его тепла, и меня пробрала легкая дрожь, когда я встала с дивана и пошла в ванную. Я вымылась и поправила дрожащими руками одежду, пока его взгляд прожигал дыру в моей спине.
– Почему нет?
– Потому что, – скажи ему. Просто скажи. – Я собираюсь стать королевой.
– Это мы уже знали.
– Ты не понимаешь. – Я вымыла руки и вернулась в комнату, где наконец снова на него посмотрела. На его лице отразилось напряжение, прочертив глубокую полосу между бровями. – Я не имею в виду когда-нибудь. Я стану королевой через девять месяцев.
Рис замер.
– Это не все. – Ком в горле почти не давал говорить. – Из-за закона о королевских браках я должна…
– Не говори. – Его голос был едва слышен.
– Я должна выйти замуж или хотя бы обручиться до коронации. – Негативная реакция возникнет уже из-за того, что я займу трон так скоро. «Вам понадобится вся возможная благосклонность общества», – сказал Маркус. К моему огромному сожалению, он был прав. – Я…
– Не. Говори.
– Я выхожу замуж за Стефана. Он уже согласился.
Это не брак по любви, а политический контракт. Ни больше ни меньше. Вчера Маркус связался с Гольштейнами и заставил их подписать соглашение о неразглашении, а потом сделал предложение. Они согласились через несколько часов. Все произошло так быстро, что у меня шла кругом голова.
Так что у меня был жених – по крайней мере, в теории. По соглашению, Стефан должен сделать официальное предложение в следующем месяце, когда уляжется шум из-за госпитализации дедушки. К тому же помолвка вытеснит из газет сплетни про нас с Рисом.
Рис поднялся с дивана. Он уже поправил одежду. Все черное. Черная рубашка, черные брюки, черные ботинки, черное выражение лица.
– Черта с два…
– Рис, дело сделано.
– Нет, – спокойно ответил он. – Что я говорил тебе в беседке, принцесса? Я сказал, что с этого момента к тебе не прикоснется ни один мужчина, и я говорил серьезно. Ты не выйдешь ни за кого другого. У нас девять месяцев. Мы. Разберемся.
Я хотела согласиться. Хотела побыть эгоисткой и украсть чуть больше времени с Рисом, но это было бы несправедливо по отношению к нам обоим.
Рис был со мной три года. Настало время его отпустить.
Хватит эгоизма.
– А что, если я хочу выйти за другого?
Ноздри Риса раздулись.
– Не лги мне. Ты едва знаешь Стефана. Сходила с ним на три чертовых свидания.
– Королевский брак заключается не по степени знакомства. Речь о пригодности, и он подходит, а ты нет. – Я надеялась, Рис не заметит дрожи в моем голосе. – Кроме того, у нас со Стефаном впереди вся жизнь, чтобы друг друга узнать.
Рис содрогнулся, и его лицо исказила боль, такая дикая и глубокая, что она пронзила мою душу насквозь.
– Я наследная принцесса и должна вести себя подобающе, – сказала я, с каждой секундой ненавидя себя все сильнее. – Во всех сферах жизни. Я не могу быть с телохранителем. Я… – К горлу подбирались слезы, но я с ними справилась. – Я должна выйти за герцога. Мы оба это знаем.
Рис вздрогнул. Одно крошечное движение, которое будет преследовать меня вечно.
– Значит, мы расстаемся. Вот так просто, – сказал он тихим, угрожающим голосом на грани боли.
Нет, не просто. Ты никогда не узнаешь, как разбивается сейчас мое сердце.
– Мне жаль, – прошептала я.
Мне хотелось сказать, что я никогда не была счастливее, чем с ним.
Хотелось сказать, что дело не в троне или власти и что я отдала бы за него королевство, если бы могла.
Но мне было позволено сказать лишь «мне жаль».
Из глаз Риса исчезли эмоции, и я уставилась на стальные стены, еще более твердые и неприступные, чем при нашей первой встрече.
– Нет, ваше высочество, – сказал он. – Это мне жаль.
Он вышел.
Только что был здесь. И через секунду исчез.
У меня подогнулись
