Она подняла на него глаза, и Клер содрогнулась. Глаза младшей сестры показались ей совершенно безумными.
– «Грязный Гарри»... – пробормотала Тесса.
– Прошу прощения? – Хэнкок недоуменно сдвинул брови.
– Мы были в кино, – торопливо объяснила Миранда. – «Грязный Гарри» – это фильм, которого мы не видели, потому что погода испортилась и мы решили вернуться домой до грозы.
– Вот оно что, – Хэнкок потер подбородок и поглядел на небо. – Неудачный вечер для похода в кино на открытом воздухе.
– Да... это... это была ошибка.
– Ну ладно, все это вы мне расскажете, как только мы убедимся, что вам не нужна медицинская помощь. Я вызвал «Скорую» и тягач, чтобы вытащить вашу машину.
– Нам не нужно в больницу, – запротестовала Миранда. – С нами все в порядке.
– Ну, это пусть медики решают.
Еще одна сирена прорезала ночную тишину, и чашка кофе, которую держала Клер, выскользнула у нее из пальцев. Впрочем, это не имело значения. Все на свете потеряло смысл. Харли умер, а она сидит, вся мокрая, на заднем сиденье чужой машины.
Клер так сильно устала, что была не в состоянии ни о чем думать и никак не могла взять в толк, зачем Миранда настояла, чтобы они все солгали. Но, глядя на измученное, полное страха лицо Миранды и бессмысленные от шока глаза Тессы, она сказала себе, что ради них солжет даже на Страшном суде. Все, что у нее осталось на свете, это ее сестры.
«А как же Кейн?» – неожиданно пронеслось у нее в голове.
Он уезжает. Завтра уходит в армию.
Внезапно Клер услыхала характерный рычащий звук несущегося на полной скорости мотоцикла. Она обернулась и посмотрела на дорогу, но одинокий ездок промчался мимо на своей огромной машине, повинуясь знаку регулировщика, махнувшего ему, чтобы он не останавливался.
Кто это был? Кейн? Руки Клер беспокойно перебирали мокрое одеяло. «Если бы можно было увидеть Кейна прямо сейчас, обнять его, поговорить с ним.» Из глаз у нее потекли слезы.
– Ну и ночка, – сказал один из помощников шерифа другому. – Сперва малыш Таггерт, а теперь еще и это!
Клер внутренне содрогнулась. Слова полицейского грубо вернули ее в реальный мир, заставив оторваться от мечтаний о Кейне Моране. Харли умер, и она чувствовала себя в ответе за его смерть. То, что случилось на пристани после ее ухода с яхты, произошло из-за того, что она порвала с ним. Она это знала. Харли, милый, бедный Харли. Может, он и не был любовью всей ее жизни, как ей когда-то казалось, но смерти он точно не заслуживал.
Клер не могла уснуть. Она металась и ворочалась в постели, ее преследовали образы Харли и Кейна, которые по очереди вспыхивали у нее в мозгу. Старый дом поскрипывал на штормовом ветру, где-то ветка стучала в окно. Дождевая вода с шумом шлепала по лужам, но перед самым рассветом дождь внезапно прекратился. А Клер то принималась плакать, то лежала с сухими глазами и онемевшим от напряжения телом. Пережитое за последние несколько часов снова и снова всплывало перед ее глазами с настойчивостью заезженной пластинки, играющей одну и ту же ноту. После того как их осмотрели медики и допросили помощники шерифа, сестры Холланд были переданы с рук на руки родителям, которых вызвали в Чинук из Портленда. Доминик вся в слезах хлопотала над дочерьми, а Датча, казалось, гораздо больше беспокоила гибель Харли. Он сказал дочерям, что Нилу Таггерту не удастся пришить им смерть своего сына. Сказал, что верит им – разумеется, ни одна из них не убивала Таггертова щенка. Но в его словах не чувствовалось подлинной убежденности. Было ясно, что смерть Харли стала еще одной проблемой в жизни Датча.
Съежившись на заднем сиденье отцовского «Линкольна» по дороге домой, Клер поймала в зеркале заднего вида его суровый, беспощадный взгляд и вдруг поняла, что он вовсе не горюет о безвременной гибели молодого человека. Его заботило только одно: как бы скандал с дочерьми не повредил ему в глазах держателей акций «Камня Иллахи» и других его предприятий.
Красивое лицо Харли возникло у нее перед глазами, она вновь услыхала его отчаянную мольбу:
«Я не могу тебя потерять. Я все за тебя отдам. Все. Только прошу тебя, Клер не говори, что все кончено!» Слезы покатились у нее из глаз. – Харли... – прошептала она.
В конторе шерифа ей сказали, что Харли был найден плавающим в бухте лицом вниз. Следствию предстояло выяснить, стал ли он жертвой несчастного случая, самоубийства или убийства.
Самоубийство? Господи, только не это! Убийство? Но кто мог его убить? За что?..
Юбка Миранды была залита кровью, а Тесса впала чуть ли не в коматозное состояние. Обе они были в яхт-клубе и нуждались в алиби. Что же она наделала?! Неужели ей предстоит прожить остаток своих дней, обвиняя себя в том, что он умер в тот самый день, когда она разорвала помолвку? Не в силах больше выносить эту пытку, Клер откинула одеяло и сорвала с себя ночную рубашку. Натянув джинсы, чистую футболку и носки, она захватила свои сапожки и, неся их в руке, с замирающим сердцем вышла в коридор. Дверь в комнату Тессы была плотно закрыта, там было темно, а у Миранды из-под двери пробивался свет настольной лампы. Замедлив шаг, Клер заглянула в комнату. Миранда в ночной рубашке сидела на подоконнике, обхватив руками колени, и невидящим взглядом смотрела на озеро. Такая разрывающая душу печаль была у нее в лице, что Клер не смогла пройти мимо и тихонько вошла в комнату. Миранда взглянула на нее.
– Куда это ты собралась?
– Хочу покататься верхом.
– Еще не рассвело.
– Ничего, скоро рассветет. Просто я не могла больше ни минуты оставаться в постели.
Клер уселась напротив сестры на подоконнике и наконец решилась спросить:
– Что с тобой вчера случилось?
Миранда улыбнулась какой-то странной дрожащей улыбкой. Она была бледна, под запавшими глазами лежали синие круги.
– Я повзрослела.
– Что это значит?
– Лучше тебе не знать. – Миранда опять отвернулась и стала смотреть в окно. – Я никому не хочу рассказывать.
– У тебя на юбке была кровь.
Миранда кивнула и провела пальцами по краю открытой рамы.
– Я знаю.
– Чья это кровь? Твоя?
– Моя? – Она содрогнулась. – Да... отчасти.
– О боже, Ранда, расскажи мне, что случилось! Взгляд Миранды, устремленный на сестру, вдруг стал сосредоточенным и пристальным. В эту минуту она показалась Клер не просто усталой, но даже постаревшей.
– Нет, Клер, – сказала она твердо. – Я никому не скажу. В конце концов, я уже совершеннолетняя и могу принимать самостоятельные решения. А тебя я прошу об одном: помни наш уговор. Тогда все будет хорошо.
