В животе у нее заурчало, и она без лишних слов взяла печенье.
– Очень вкусное, - заметил он. - Я съел четыре штуки, пока ждал тебя.
– Долго ждал? - спросила она и даже удивилась, услышав звук своего голоса.
– Час или около того. Она отхлебнула чаю.
– Чай совсем горячий.
– Я приказал, чтобы заваривали свежий чай каждые десять минут, - пояснил он.
– А… - Такая предусмотрительность показалась ей если не удивительной, то по крайней мере неожиданной.
Одна его бровь изогнулась, но чуть-чуть, так что был ли этот жест намеренным, оставалось неясным. Он всегда умел придавать своему лицу нужное выражение - из него вышел бы отличный игрок, имей он склонность к игре. Но с левой бровью все было по-другому. Много лет назад Франческа заметила, что эта бровь двигалась порой, когда Майкл был, очевидно, уверен, что сохраняет совершенно безразличное выражение лица. Она всегда считала это своей маленькой тайной, чем-то вроде оконца в его душу.
Вот только нужно ли ей такое оконце сейчас? Она не знала. Это предполагало некую близость, которая сейчас была ей в тягость.
Не говоря уже о том, что она, очевидно, заблуждалась, когда думала, что может заглянуть ему в душу.
Он взял одно печенье с тарелки, посмотрел на каплю малинового варенья в центре и отправил себе в рот.
– Как все это следует понимать? - спросила она, не в силах далее сдерживать любопытство. У нее было такое чувство, что ее, подобно животному, откармливают перед забоем.
– Что, чай? - осведомился он, когда прожевал печенье. - Чай следует понимать в основном как чай, если уж тебе так нужно это знать.
– Майкл.
– Я подумал, что ты придешь замерзшая, - пояснил он, пожимая плечами. - Ты ведь гуляла довольно долго.
– Так ты знал, когда я ушла?
– Конечно.
Она не удивилась. Только это и было удивительно - что она не удивилась.
– У меня есть кое-что для тебя, - сказал он. Глаза ее сузились.
– В самом деле?
– Что же в этом примечательного? - сказал он и взял что-то со стула рядом.
У Франчески перехватило дыхание. «Только бы не кольцо. Только бы не кольцо! Только не сейчас!»
Она еще не готова была сказать ему «да».
И сказать «нет» она тоже была не готова.
Но он положил на стол не кольцо, а букетик, все цветы в котором были один другого нежнее. Она не разбиралась в цветах, даже названий толком не знала, но здесь были беленькие цветы на толстых стеблях, и еще фиолетовые, и какие-то почти синие. И букетик был очень мило перевязан серебряной ленточкой.
Франческа в изумлении смотрела на букет, не в силах решить, как ей следует реагировать на подобный жест.
– Можешь взять их в руки, - сказал он, явно забавляясь ее растерянностью. - Они не кусаются.
– Ну конечно, - быстро сказала она, протягивая руку за букетиком. - Я просто… - Она поднесла цветы к лицу и вдохнула их аромат, затем положила букетик на стол, а руки на колени.
– Что ты просто? - мягко спросил он.
– Сама не знаю что. - Она и правда не знала. Представления не имела, как она собиралась завершить фразу, если вообще собиралась. Она снова опустила взгляд на букетик, похлопала ресницами и спросила: - Что это?
– Я называю эти штучки цветами.
Она подняла глаза и посмотрела на него долгим глубоким взглядом.
– Нет, - сказала она. - Что это?
– Сам жест, ты имеешь в виду? - Он улыбнулся. - Как что? Я ухаживаю за тобой.
Губы ее приоткрылись. Он отхлебнул чаю и сказал:
– Что же в этом удивительного?
Это после того, что произошло между ними?!
– Ты заслуживаешь и большего, - сказал он.
– Помнится, ты говорил, что намерен… - Она не договорила и покраснела. Он говорил, что станет ежедневно овладевать ею, пока она не забеременеет.
Обещал только сегодня три раза, собственно говоря. Клялся, что не менее трех раз, а пока результат, между прочим, нулевой и…
Щеки ее пылали, и она не могла прогнать воспоминания о его прикосновениях. О Боже!
Но к счастью, на лице его по-прежнему было самое невинное выражение и он сказал только:
– Я решил изменить тактику.
Она как безумная принялась грызть свое печенье - хоть какой-то предлог прикрыть лицо руками и скрыть смущение.
– Разумеется, я вовсе не отказываюсь от своих первоначальных планов, - добавил он, наклоняясь к ней с томным видом. - Я всего лишь мужчина, в конце концов. А ты, как мы имели случай убедиться, очень даже женщина.
Она положила остаток печенья в рот.
– Но я подумал, что ты заслуживаешь большего, - заключил он свою речь и откинулся в кресле с таким кротким выражением на лице, будто вовсе и не изводил ее только что намеками. - А ты так не думаешь?
Нет, она так не думала. Больше так не думала по крайней мере. В этом-то и была отчасти сложность.
Потому что, сидя за чашкой чая и судорожно запихивая печенье себе в рот, она не могла отвести глаз от его губ. Этих роскошных губ, лениво улыбавшихся ей.
У нее вырвался вздох. Эти губы умели выделывать такие роскошные штуки.
И выделывали - с ее телом.
Боже, она почти ощущала их прикосновение и сейчас!
И это заставляло ее ерзать в своем кресле.
– С тобой все в порядке? - заботливо осведомился он.
– В полном порядке, - выдавила она и принялась нервно пить чай.
– Может, кресло неудобное? Она покачала головой.
– Может, принести тебе что-нибудь?
– Зачем ты все это делаешь? - не выдержала она в конце концов.
– Что делаю?
– Зачем ты так любезен со мной? Брови его приподнялись.
– Разве это не мой долг?
– Нет!
– Вот так раз! Оказывается, мне не следует быть любезным!
– Я не то имела в виду, - возмутилась она, сердито тряхнув головой. Он сбил ее с толку, и это было неприятно. Ничто она не ценила так высоко, как свое хладнокровие и умение рассуждать здраво, а Майкл лишил ее этих способностей с помощью одного поцелуя.
И это было не все, что он похитил.
Далеко не все.
Она никогда не будет прежней.
Она никогда не будет здравомыслящей.
– У тебя огорченный вид, - заметил он. Ей захотелось придушить его.
Он склонил голову набок и улыбнулся. Ей захотелось поцеловать его. Он поднял чайник:
– Еще? О Боже!
– Франческа?
Ей хотелось перепрыгнуть через стол, прямо ему на колени.
– С тобой все в порядке? Ей было уже трудно дышать.
– Фрэнни?
И всякий раз, когда губы его двигались, говорил ли он что-то или просто вздыхал, взгляд ее останавливался на этих губах.
Она заметила, что облизывает свои губы.
И она понимала, что он знает - при его-то опыте соблазнителя, - что именно она испытывает сейчас.
Довольно ему было бы протянуть к ней руку, и она бы не отказала.
Довольно ему было бы коснуться ее, и она бы вспыхнула.
– Мне надо идти, - сказала она, с трудом выговаривая слова и очень неубедительно и, что хуже всего, будучи по-прежнему не в силах отвести от него взгляд.
