— Могу! — тут же отозвалась Миська. — Еще он выкрикивал — под носом лежало, раз плюнуть, легче легкого, и еще — на подносе преподнесли, а я балбес из балбесов. Это, пожалуй, самое длинное его высказывание. С трудом выхватила из бесконечных ха-ха-ха и хи-хи-хи… О, вот еще! Бракованный реквизит! Как заорет, и чуть не помер со смеху, еле отсморкался, до слез его проняло. Слушай, что с ним? Я просто его боюсь!
— А ты не бойся! — посоветовала я, уже начиная догадываться. — А случайно не проговорился он о том, что у них что-то нашли?
— Погоди, подумаю… Ну да, было, я же тебе с этого и начала. «Как на сковородке» и «под самым носом».
— И «бракованный реквизит», говоришь? Ну так поздравляю: они нашли орудие убийства!
Возможно, это было скорее моим горячим желанием, чем выводом из полученных фактов, но так уж у меня получилось. Сразу после этого я услышала вскрик Миськи, шум какой-то возни, а затем голос Петрика:
— Пани Иоанна, это вы? Да нет, я не свихнулся, хотя чувствую в голове этакий легкий шум. Мисенька, мартышечка моя, не вырывай у меня трубку, просто слушай, и ты все поймешь. Вон как слушает пани Иоанна, а она умная женщина, и у нее тоже есть сыновья и наверняка была и мамуля, правда, пани Иоанна? А моя мамуля скрывала от нас состояние своего здоровья изо всех сил, но было видно, что ей плохо, и в больницу ее увезли с гнойным аппендицитом, а я, балбес, недооценил свою маму! Мисенька, крыска моя родная, да перестань дергаться, холодный душ — то, что надо, и я уже в норме. А та штука, которая лежала среди заготовленных мотков шерсти, меня просто наповал сразила, я сразу понял — эту фиговину ищет полиция, но откуда она взялась у нас в доме? И как это связано с мамулиным аппендиксом? Теперь доказывай, что не верблюд. Я голову сломал, что же делать? Забыть про все, пока мамуля не поправится? Сразу попаду в подозреваемые — какого черта не заявил, сокрытие улик. А сообщить — опять же в дураках можешь остаться, если окажется, что никакое не орудие убийства, а никчемная штуковина. Ох… Но эксперты еще не сказали, что это орудие убийства, тот самый сра… простите, чертов буздыган, о котором судачит весь телецентр. А вот сейчас думаю — ну что я за кретин! И сам извелся, и мамуля изнервничалась, надо было сразу пани позвонить, вы бы нам дело посоветовали, а так…
Я сочла нужным прервать этот поток излияний:
— Тихо! Вы не виноваты, Петрик, это вас бабы ваши взвинтили, Миська с Лялькой. А сейчас попрошу отвечать на вопросы.
— Да, конечно, спасибо!
— Гурский приходил?
— Приходил. Ведь я же гово…
— О Яворчике спрашивал?
— Спрашивал. Я же гово…
— И нашел у вас некий предмет?
— Ну да, нашел. Я сам ему показал, хотя нашла эту вещь моя мамуля.
— И нашла в шерсти красных оттенков, так?
Парень был явно потрясен моей гениальностью.
— Но откуда вы знаете?!
— Ах, разбираюсь немного в колористике. Ну показали вы ему предмет, и что дальше?
А дальше пошло обычным следственным путем.
Петрик совсем успокоился, и мы с Миськой смогли получить ясное и четкое описание всего, что произошло в их доме. У Миськи хватило ума помалкивать и не перебивать парня, я же, понятное дело, боялась лишним словечком сбить рассказчика. Наконец он закончил, и я, потрясенная, отключила сотовый.
Орудие убийства в невинных мотках шерсти!
Следующим на очереди был Островский.
Каким-то таинственным образом Гурский сумел пообщаться с ним еще до завершения обыска у пани Петер.
Островский поведал мне, что провел на работе небольшое расследование — в связи с тем звонком незнакомца, который сообщил, что Эва Марш якобы жаждет дать интервью. Ему так и не удалось докопаться до источника этих слухов.
— Выходит, кто-то пустил утку? Ведь известно, что Эва не дает интервью, а уж сама навязываться ни за что не станет.
— Вот именно, — подтвердил Островский.
— И вы считаете — звонил Яворчик?
Островский фыркнул в трубку.
— Мне кажется, что звонил скорее Ступеньский. Думаю, он что-то замышлял, некую аферу, но тут… Чепуха какая-то получается.
— Не у вас одного, — буркнула я. — Ну ладно, кто звонил — вы выяснить не сумели. А выяснили хотя бы, что этому неизвестному ответили в вашей редакции?
— С трудом. Ничего определенного не ответили, какие-то общие слова.
— И все это вы передали Гурскому?
— Да, и еще кое-какие мелочи, умеет он человека прижать так, что не вздохнешь! Я вспомнил, что у нас телефон спаренный с секретариатом, а полиция знает способы, как вычислить звонившего на такой аппарат. Ему моя идея вроде бы понравилась.
Ага, а если прохиндей звонил из уличного автомата, тогда пиши пропало…
И тут позвонил сам Гурский.
— Знаю, что поздно, — сухо заявил он вместо извинений. — В квартире матери Петра Петера обнаружилось орудие убийства, от удара которым умер Заморский. Я не подозреваю, повторяю, НЕ подозреваю ни Петра, ни его мать. Ясно вам?
Я заверила Гурского, что мне все ясно. Хотя и мало.
— Вы наверняка успели пообщаться со свидетельницей, с той соседкой, для разговора с которой я, по-вашему, не пригоден. Так рассказывайте. Слушаю.
Разумеется, я постаралась поподробнее передать все слова пани Вишневской, хотя Гурский все равно остался недоволен и — как выразился Островский — тотчас прижал меня, вытягивая детали. А об остальном говорить отказался, заявил, что в другой раз. Что мне оставалось делать? В другой так в другой…
Я проехалась по ботинкам Петра Петера.
К счастью, его ног в ботинках в тот момент не было.
А произошло это так. К дому я подъезжала в спешке и еще издали увидела у своих ворот две машины. Притормозила, кликнув пультом, чтобы открыть ворота. И, когда я заворачивала в открывающиеся ворота, у одной из припаркованных рядом с моим забором машин открылась дверца и наружу вывалилась коробка с башмаками. Я вдавила тормоз, но, к сожалению, одно из колес придавило проклятую коробку.
Вслед за коробкой из машины вывалился сам Петр Петер — оказывается, я знала его в лицо.
Ворота успели уже два раза открыться и два раза закрыться. Из второй машины выбрались Магда с Островским. И все рассыпались в извинениях и любезностях. Островский утверждал, что виноват он, это из-за него случилась коллизия с ботинками, я извинялась за то, что раздавила коробку, Магда извинялась за то, что позвонила в последний момент, а Петрик извинился вообще за свои ботинки. Я съехала наконец с башмаков и проехала в ворота.
Ничего бы такого не случилось, если бы я — после звонка Магды — не обнаружила, что в доме закончился кофе. Витек не купил, а обещал. Вот, понадеешься… Ладно, сгоняю в магазин, решила я. Выскочила в чем была и помчалась за кофе. А гости как раз на всех парах неслись к моему дому. К счастью, они сообразили, что я уехала ненадолго — гараж стоял нараспашку. Петрик же по дороге отоварился новыми ботинками, тоже в дикой спешке, и почему-то ему казалось, что в коробку положили оба левых башмака. Воспользовавшись свободной минутой, он решил проверить, открыл коробку, убедился, что все в порядке, и тут подъехала я. Петрик распахнул дверцу, чтобы встретить меня, а коробка возьми и свались мне под колеса…
