Томмазо со вздохом поднялся. С его точки зрения, события в мире начинали развиваться слишком стремительно.
— Желаю тебе удачи, figlia, — наконец произнес он. — Когда ты приступаешь?
— Занятия начнутся через две недели, — сообщила она отцу. — И главное, это же рядом, в больнице за углом. Я буду совсем близко от вас.
Когда ее братья снова принялись за работу, надеясь, что кризис миновал, Томмазо отвел дочь в сторону.
— Ты знаешь, есть еще одно условие, не так ли? — прошептал он. — Если Моруцци не разрешат тебе стать медсестрой, тебе придется об этом забыть…
Она молча кивнула и принялась вытирать столы, стараясь подавить злость и обиду, которые были написаны на ее лице. Вечно эти Моруцци вмешиваются в их жизнь!
Через две недели Марионетта начала заниматься, с трудом привыкая к своей синей форме и накрахмаленной шапочке. С самого начала она влюбилась в новую работу, бралась за самую грязную и неприятную, ее ничто не останавливало. Она всегда мечтала делать что-то полезное и важное, идущее на пользу людям. К ее удивлению, Моруцци не вмешивались. По-прежнему какой-нибудь их угрюмый громила сидел в углу кафе, наблюдая за происходящим без всяких комментариев. Он пил бесконечное количество чашек чаю и унижал Томмазо, еженедельно требуя деньги за охрану. Пока кроме этого Моруцци ничего не предпринимали.
Иногда, поспешно возвращаясь домой после позднего дежурства, она мельком видела Микки Энджела в запотевшем окне кафе или Питера Трэвиса, выходящего из какого-нибудь ночного клуба, сражаясь с футляром своего огромного «сакса». Марионетта пряталась в тени, боясь заговорить с ними, боясь услышать. Может быть, Микки решил, что она разлюбила его? Что она просто из каприза сбежала от него и вернулась к Барти? Об этом было слишком больно думать, вот она и предпочитала прятаться, тщетно надеясь, что сможет жить в Сохо и никогда не встречаться ни с Микки, ни с его друзьями. Так было бы лучше для всех.
Она представления не имела, что сделали бы Моруцци, останься она с Микки. Возможно, его бы они не тронули. Ведь, как ни говори, он тоже Моруцци. Возможно, они не тронули бы и ее. Но ведь есть Марио, умница и талант, у которого все еще впереди и которому есть что терять. Кто поручится, что Моруцци не обратят свое внимание на него, единственного Перетти, не запачканного пока их отвратительной деятельностью? Нет, пусть все идет своим чередом. Хотя нередко ей было так больно, что, казалось, сердце разорвется от усилий не разрыдаться и желания продолжать рыдать вечно.
Если не принимать во внимание чувства к Микки, о которых Марионетта старалась не думать, ее жизнь значительно улучшилась. В кафе все шло нормально, а клуб просто процветал, в основном благодаря растущей популярности Марио. Она не обращала внимания на различные домыслы в газетах по поводу смерти ее мужа и на объявление о дате слушания дела. Ей не хотелось думать о Барти, о своем жалком существовании в качестве его жены, о той безумной радости, которую испытала, узнав о смерти одного из Моруцци. Она немного беспокоилась о Лино и Пегги, которые все еще находились в бегах и разыскивались полицией. Но больше не могла, да и не хотела, ввязываться в отвратительные махинации Моруцци и иметь дело с их жертвами. Пока представлялась возможность, Марионетта желала наладить собственную жизнь, хотя бы отчасти свободную от их злобного вмешательства.
Однажды утром, когда после ночного дежурства она забежала в «Империал», чтобы быстренько выпить чашку кофе, то нашла братьев и отца в большом волнении.
— Сегодня звонили из компании, выпускающей пластинки, — возбужденно сообщил ей порозовевший Марио, — они придут, чтобы послушать, как я пою!
Теперь настала очередь Марионетты порадоваться за брата.
— Замечательно! — восхитилась она. — И когда же это произойдет?
— Сегодня вечером, — вмешался Тони, — и папа пообещал пораньше закрыть кафе, чтобы Марио с оркестром могли порепетировать!
Марионетта удивленно посмотрела на отца. Закрыть кафе раньше обычного для него равносильно революции. Томмазо смущенно улыбнулся.
— Ну, — сказал он, — не каждый же день мой сын поет перед важными людьми…
В семь часов в «Империале» погасили свет и повесили на дверь табличку «Закрыто». Только один человек, тот самый «охранник», отказался уйти и последовал за Перетти вниз, в клуб, где уселся в углу, молча внимательно за всем наблюдая. Ради Марио все делали вид, что это просто один из завсегдатаев, которому очень хочется присутствовать на прослушивании его любимого певца. Тони стоял у двери в ожидании людей из компании «Декка», а Марионетта и Томмазо слушали, как Марио репетирует, стараясь не обращать внимания на бандита, присланного Моруцци. Когда прибыли три человека из компании грампластинок, Марио был уже в отличной форме. Как всегда, он пел, как ангел, и его голос, устремляясь к потолку крошечного клуба, заставлял трепетать сердце Марионетты. Людям из компании ничего обсуждать не потребовалось, они молча кивнули друг другу, и один из них приблизился к сцене.
— У тебя приятный голос, Марио, — сказал он, а вся семья Перетти затаила дыхание. — Полировка бы не помешала, но у тебя определенно есть талант. Мы хотели бы записать тебя на пластинку. Что ты на это скажешь?
Ну что он мог сказать? После того как представители «Декки» ушли, а музыканты собирали инструменты, поощрительно хлопая Марио по спине, Томмазо открыл бутылку вина, настолько гордясь сыном, что почти потерял способность говорить. Тони поднял бокал и произнес смелый тост.
— За Перетти! И дай Бог нам всем дожить до того дня, когда Марио займет место на вершине хит-парадов!
Все в восторге присоединились к тосту. Потом обернулись, услышав редкие хлопки. На нижней ступеньке лестницы стоял Аттилио Моруцци и насмешливо аплодировал. За его спиной стоял «охранник», присутствовавший на прослушивании. По-видимому, пока Перетти праздновали, он потихоньку поднялся наверх и впустил своего босса в кафе. И теперь снова занял место в углу.
— Поздравляю. — Аттилио стоял неподвижно, облокотившись о поручень с холодной усмешкой на лице. — Приятно, когда есть, что праздновать. А моя семья — наоборот, — продолжил он, медленно стягивая перчатки, — находится в глубоком трауре. — Он через комнату встретился взглядом с Марионеттой. Женщина слегка поежилась. Эти темные глаза так напоминала ей Микки Энджела. — Быстро ты сняла свой вдовий траур, Марионетта. — Он посмотрел на ее форму медсестры без всякого выражения на лице.
Она промолчала, страшась, что гнев и ненависть заставят ее наговорить лишнего. Музыканты застыли на сцене, не совсем понимая, что происходит, но, поскольку здесь находился один из Моруцци, они опасались за свои жизни.
