— Предпочитаю работать в Ленинской библиотеке. Я ведь за этим и прибыл в столицу. Необходимо срочно завершить диссертацию, — не моргнув глазом, доверительно сообщил Михаил.
До этого он поклялся партбилетом, который вытащил из внутреннего кармана простенькой, но чистой джинсовой куртки, что водить девушек в свою комнату не будет.
— У меня невеста будущий стоматолог. В сентябре поженимся. — На ходу сымпровизировал «аспирант» и моментально сообразил — храп и орущий телевизор — весьма благоприятные условия для конспиративных встреч.
Михаил не слишком перенапрягался во вранье, но его никогда не уличали. Такова магия внешности. Все-таки не пропали даром материнские гены — ясный взгляд серых глаз казался абсолютно чистым в контрасте с дегтярной шевелюрой. Детские кудельки распрямились, но жесткие волосы отличались необычайной густотой и послушностью. Тому, кто пристально приглядывался к внешности Михаила, не сразу бросалась в глаза одна особенность — у него была, как говорят в Великобритании, «неподвижная верхняя губа». Этот признак сдержанности и аристократического спокойствия считается национальным отличием чопорного англичанина, во всех ситуациях сохраняющего чувство собственного превосходства. Не ведая о премудростях аристократов туманного Альбиона, Михаил добивался особой артикуляции осознанно и целеустремленно — неуловимый штрих придавал его облику нечто значительное. В голосе появились угрожающе-холодные интонации, дикция казалась странно-своеобразной. Лешковский, знавший толк в эффекте внешней отделки, не жалел усилий на совершенствование собственного образа.
Как индивидуум эстетически развитый, он не сомневался — в объекте все должно быть прекрасно — от фасада до канализационной системы. Эту идею Михаил и собирался развить на практике, заняв руководящий пост. В ту пору он был почти бескорыстен — ему требовались только слава и власть. А для чего? Для того, чтобы строить и строить. Красиво, широко, независимо.
Приятели нашлись сразу — в той же Ленинке, где Михаил просматривал зарубежную архитектурно-строительную периодику, а в основном — пропадал в курилке. Саша — аспирант Бауманского, одолжил Мише пропуск в Салон для новобрачных, где тот приобрел солидный импортный костюм и туфли. А Досик после двух бесед по душам в пивной стекляшке раскололся, что является сотрудником конструкторского бюро одного из очень закрытых учреждений и не прочь протянуть руку помощи толковому провинциалу, активисту, трудяге, отличнику. Скоро в отделе кадров этого учреждения сидел волгоградец, коммунист Лешковский, причем в новом финском костюме. Оказалось, что объект настолько серьезный, что даже для временной работы требуется специальная проверка в КГБ. На что Михаил покорно развел руками — он был чист, как стеклышко.
В середине августа Лешковский работал на строительстве строго засекреченного объекта под Москвой — персонального дома генерала того самого комитета. За неделю ему удалось, доказав свой профессионализм и коммунистическую добросовестность, стать помощником прораба. А в конце августа, теплым золотистым вечером состоялось знакомство с самим хозяином растущего под соснами не по дням, а по часам особняка.
Самсон Иванович Айдаков в синем тренировочном костюме — поджарый и высокий, похожий на космонавта, находящегося на реабилитации после героического полета, вышел из персональной «Волги». За ним выпорхнула плотненькая и очень живая девица с копной взбитых волос модели «Мэрилин Монро». Лимонного цвета узенькие брючки старательно обтягивали круглый зад и модно клешили от колен, бирюзовое болеро оставляло открытым живот и часть спины. Прикрыв глаза козырьком ладони от лучей заходящего солнца, девушка подняла взгляд на выросший дом и прямо на террасе второго этажа увидела его. Загорелого дочерна, обнаженного по пояс, стройного и черноволосого, как певец Рафаэль.
Через секунду, натягивая на ходу клетчатую ковбойку, помощник прораба вместе с ответственными за строительство лицами встречал хозяев. В процессе осмотра дома Михаилу удалось несколько раз мимоходом высказать свое мнение по поводу наиболее практичного и актуального решения в организации пространства, внутренней отделки и сантехнического оборудования.
— Вы так горячо утверждаете, что стиль «открытого жилья» популярен в Америке. — Девушка ехидно прищурилась. — Давно оттуда? — У неё оказалось курносое, круглое личико с виртуозно подведенными черными глазами: от внешних уголков век «стрелки» устремлялись прямо к вискам.
— По вечерам работаю в библиотеке, изучаю мировой опыт. Не стоит плестись в хвосте, когда строишь объект особой государственной важности, серьезно объяснил строитель, спокойно и твердо глядя в эти призывные глаза.
Генерал захохотал: — Ишь как Галку отбрил! Тебе сколько лет, пацан?
— Двадцать пять.
— Правильно мыслишь. — Он обратился к прорабу: — Насчет труб и стен планировки первого этажа, будь добр, Кузьмич, принять к сведению соображения… хм…
— Лешковского, — подсказал Михаил.
Скоро его фамилия была у всех на устах. В ресторане «Седьмое небо» праздновали свадьбу Галины. Несмотря на короткий срок знакомства с женихом, выбор генеральской дочери нельзя было назвать скоропалительным — все вечера будущий зять проводил в доме Айдаковых. Паренек со стройки был приглашен на предмет консультации по капремонту московской квартиры, выпил чайку с теткой Гали, заменившей ей рано умершую мать, порассуждал о перспективах экономических реформ в СССР с генералом и даже успел спеть, кое-как подыгрывая на фортепиано, любимую песню Айдакова «Что так сердце, что так сердце растревожено…» А затем стал бывать в доме генерала несколько реже. Под боком храпящей пенсионерки, за тонкой стеной «хрущобы» происходили бурные сцены: «аспирант» практически демонстрировал генеральской дочери расхожий тезис о цыганском темпераменте.
Вскоре Галина вывела провинциала в круг своих друзей и была приятно поражена — подружки ей явно завидовали, а столичные плейбои поблекли на фоне монументальной фигуры Михаила. Он держался скромно, но с достоинством. За его крепкими плечами угадывалась некая значительность. Это были уверенность и сила его таланта. Но Галина таких вещей не понимала. «Лешковский — из „бывших“. Польский шляхтич.» — По секрету сообщила она подругам. — «Породу сразу видно», — вздыхали они.
И вышло так, что молодожены поселились на втором этаже подмосковного дома, к строительству которого приложил руку сам Михаил. Он и не переставал строить — выписал по каталогу финскую сауну, для контраста оборудовал в саду русскую баню, превратил часть крыши, парящую прямо под верхушками сосен, в солярий — Галка обожала загорать.
