– Папа, ты хочешь сказать, что Джан покончил с собой? – спросил Алекс. – Почему же он не дождался приезда Броуди?
– Послать вызов Броуди была твоя идея, а не Джана.
Броуди сам поражался своему спокойствию. Из того, что он узнал о Джане Хоуке, он понял, что этот человек не страдал сентиментальностью. Ни он сам, ни Эллиот сами по себе совершенно не интересовали его. Недаром же Джан выбрал Эллиота только потому, что он родился более крупным.
Монитор, фиксирующий ритмы сердца, загудел. Медсестра подбежала и быстро сделала Альдо какой-то укол. Затем подошла к монитору и стала внимательно изучать его показания.
– Может быть, нам лучше уйти? – предложил Эллиот.
– Нет! – закричал Альдо. – Вы должны выслушать меня. Вы, может быть, догадались, что Джан страдал манией преследования. Она была у него всегда, сколько я его помню, но в последнее время она стала усиливаться. Особенно после того, как его разбил паралич.
Медсестра вышла, но все успели заметить выражение крайней озабоченности на ее лице.
– Джан постоянно старался спрятаться от всех нас, как будто забывал, что сам просил убить его… Однажды Мария рассказала мне о завещании. Это навело меня на мысль. – Он посмотрел на своего сына, и легкая улыбка осветила его лицо. – Я вдруг осознал, что всю свою жизнь работал на Хоука. А что я получил за эти долгие изнурительные годы тяжелого труда? Перед смертью мне нечего оставить моему сыну.
– Я никогда не ждал от тебя…
– Я знаю, знаю. Но мне очень хотелось. Я боялся, что умру раньше Джана. Я обсудил это с Марией. Мы решили, что, когда в очередной раз Джан скажет, что он хочет покончить с собой, мы не будем мешать ему. Мы будем наблюдать и ждать, что произойдет.
Броуди замер, почти догадавшись, к чему идет рассказ умирающего, и на мгновение ему даже захотелось уйти, чтобы ничего не слышать. Но он всегда считал, что лучше знать правду – какой бы она ни была.
– Джан намеренно разогнал свою коляску в направлении бассейна. Мы шли за ним, прячась за кустами. Коляска перевернулась на полной скорости, и он свалился в бассейн, ударившись головой о его край. Он тут же погрузился в воду. – Альдо закрыл глаза; слезы текли по его щекам, а голос был так слаб, что им пришлось наклониться почти к самому его лицу. – Мы могли спасти Джана, но мы не стали этого делать.
35
Воцарилась мертвая тишина, лишь гудели и потрескивали медицинские аппараты. Альдо посмотрел на них, затем его веки дрогнули и медленно закрылись. Губы слабо шевельнулись, но не издали ни единого звука.
Все еще держа руку отца, Алекс наклонился к нему ближе.
– Папа, ты хочешь что-то сказать? Мы не слышим тебя.
– Я, я… Простите меня.
– Мы не осуждаем тебя, папа. – Темно-карие глаза Алекса сверкнули в сторону Броуди и Эллиота.
– Нет, конечно, нет! – первым сказал Эллиот. – Я знаю, что мой отец сам хотел уйти из жизни.
Броуди выдавил из себя:
– Вы сделали то, что считали правильным.
Он не был уверен в том, что говорит, он вообще находился в полном смятении, но не мог оставить умирающего человека мучиться чувством вины.
Эллиот посмотрел на Броуди, его глаза закрывала пелена слез. Их взгляды встретились, и Броуди понял, что брат уцепился за его слова, чтобы примирить себя с пассивными убийцами отца. Броуди попытался разобраться в собственных чувствах – и не смог. Он никогда не видел Джана, но немного знал своих братьев и чувствовал их боль. Они оба любили человека, который лежал сейчас перед ними, – даже для Эллиота был большим отцом, чем родной отец.
Они стояли около постели Альдо, ощущая, как уходят последние минуты его жизни, отсчитываемые тиканьем монитора сердечных ритмов. Это напомнило Броуди, как он стоял у постели умирающей матери. Нет, он бы ни за что не поменялся судьбой с братьями!
Вошел врач – пожилой мужчина с седыми волосами и стетоскопом на шее. Он молча, сжав губы, посмотрел на кардиограмму и снял показания мониторов.
– Боюсь, мы сделали все, что могли. Он погрузился в кому. Теперь это лишь вопрос времени.
Тори уже собиралась уходить с работы, когда зазвонил телефон. Она решила не брать трубку, предоставив это дежурному, но увидела высветившиеся на мониторе слова: «Главная больница Юнтвилля».
«Отец!» – подумала она и в панике схватила трубку.
– Тори? Это я, Броуди.
– Что случилось? Отец?..
– Нет. – Он замолчал, не зная, как сказать ей о случившемся. – Это Альдо… Он в коме. Ему осталось недолго.
– Боже мой!
Броуди вскоре рассказал ей, что произошло, и добавил:
– Поместью Хоуков грозит серьезная опасность. Алекс не сможет купить «Виноградники Фараллон», если Альдо умрет.
– Броуди, как ты можешь сейчас думать об этом?! Все финансовые проблемы можно решить. Это ничто по сравнению с потерей отца и обретением братьев!
– Я понимаю это. Я лишь думаю, чем им можно помочь. Семейство Корелли получит кусок «Хоукс лэндинг». Может быть, больше, чем кусок, если Рейчел что-нибудь задумала, о чем мы еще не знаем. Эллиот находится на грани банкротства. Чтобы снять обвинения в контрабанде наркотиков, ему придется нанять адвокатов, которые обойдутся ему в кругленькую сумму. Кроме того, ему необходимы деньги, чтобы докупить недостающий виноград.
Тори хотела сказать Броуди, что лучшей помощью с его стороны будет остаться здесь и бороться вместе с братьями. Кто сможет противостоять таким умным и ловким парням? Но она не произнесла ни слова: Броуди мог решить, что она пытается использовать ситуацию в своих интересах.
– Алекс находится в лучшем положении, – сказал Броуди. – Со своими связями он быстро найдет инвесторов. Пострадает только его гордость.
По его тону Тори поняла, что Броуди чувствовал бы то же самое, если бы был на месте Алекса. Ей вообще казалось, что во многих отношениях Броуди ближе к Алексу, чем к Эллиоту.
– Кстати, я не отказался от намерения встретиться с Кэтрин Вилсон в ресторане «Брава террас», – сказал Броуди. – Мне бы очень не хотелось оставлять Алекса одного в такую минуту, но у этой женщины может быть ключ к разгадке многих тайн.
– Ты полагаешь, она может иметь информацию о смерти Джана?
– Нет! – почти прокричал Броуди, но затем взял себя в руки. Тори ведь ничего не знает, и сейчас не время ей что-то объяснять. – Дело не в этом. – Он вновь замолчал, и Тори ясно представила, как Броуди стоит около телефона-автомата в больнице, прислонившись в изнеможении к стене. – Я все продумал досконально еще раз. Я уверен, что мой отец покончил жизнь самоубийством.
Сказав, что сочувствует ему, Тори положила трубку.
«Мой отец». Она впервые услышала от него эти слова. Шестое чувство подсказывало ей, что что-то изменилось. Но что? Вообще-то, в тридцать лет обнаружить, что у тебя есть два брата, – достаточно серьезное испытание для любого человека. Но она чувствовала, что есть что-то еще.
Тори сидела около своего кульмана, обдумывая сложившуюся ситуацию, когда раздался громкий стук в дверь. Странно – рабочее время давно закончилось, окна потемнели от наступивших сумерек. Кто бы это мог быть? Она подошла к двери и открыла ее.
– Работаете допоздна?
Перед ней стоял Кевин Пат собственной персоной, а рядом с ним – боже праведный! – Рейчел Риттво. Они вошли в кабинет, прежде чем Тори успела что-либо сказать.
– Мой логотип готов? – спросил Кевин.
– Вы были здесь только вчера! Я же вам сказала – через неделю.
Рейчел бросила на Кевина многозначительный взгляд.
– В Нью-Йорке есть прекрасные дизайнерские агентства, которые выполнят эту работу за ночь.
Тори нахмурилась. Даже если Рейчел и не устраивает саботаж против Эллиота, у нее нет никакого желания сотрудничать с ней.
– Рейчел права, – спокойно сказала она. – Вам надо связаться с нью-йоркскими агентствами.
Неожиданно отбросив свой надутый вид, Кевин неторопливо осмотрелся в кабинете. Ему, вероятно, понравились висящие на стенах образцы логотипов, которые она делала для других винодельческих компаний.
