– Идите!
Она медленно прошла через дверь ванной. Он за ней, прикрывая ладонью пораненный глаз. Он включил воду.
– Теплая… Вы ведь любите потеплее, мисс Дженнифер?
Ее глаза быстро обежали пространство ванной. Что было в душе? Шампунь, кондиционер, мыло. Бритва? Но что она может сделать пластиковой бритвой?
– Теплую…
Она слышала, как бежала вода, бежала и бежала. Заволакивая все кругом влажным туманом.
– Снимите с себя это. – Он указал на ее рубашку. – Не беспокойтесь, у нас нет времени на сцену изнасилования. И потом, это «Психо», не «Исступление». Раздевайтесь – и под душ. Вы встаете под душ, я бросаю пистолет.
Она спустила рубашку быстрее, чем хотела бы. Ни на секунду не желая выпускать его из виду.
Рубашка синим облачком лежала у ее ног.
– Под душ, Дженнифер.
– Пистолет, Эдгар.
– Сначала вы! Быстро! Здесь режиссирую я!
Отдернув пластиковую штору, она, поколебавшись секунду, перешагнула через бортик ванной. Она вспоминала съемку аналогичной сцены, ужас, который она испытывала тогда, хотя прекрасно знала, что это вовсе не убийца, а Конар. И что нож в его руке из пластика.
Эдгар улыбался, его израненное лицо было чудовищно пугающим. Длинное, мертвенно-бледное, наполовину заплывшее от ее удара.
Она встала под воду.
Он бросил пистолет.
Конар резко остановился на повороте к Грейнджер-Хаусу в ужасе от того, что может случиться или уже случилось.
Но он не хотел, чтобы Эдгар слышал, что он приехал.
Эдгар. Почему Эдгар?
Проклятие, не время анализировать. Одному Богу известно, что кроется в сознании безумца. Он должен быть рядом с Дженнифер.
Он оставил дверцу открытой и побежал к дому. Вытащил из кармана ключ, но входная дверь оказалась незапертой. Он ворвался в вестибюль. Тишина.
И потом…
Слабый звук наверху, звук бегущей воды.
Душ…
Эдгар бросил пистолет.
– Мыло, мисс Дженнифер. Вспомните, она ведь в кино была воровка, так бывает, однажды хорошая девушка становится плохой. Она смывает с себя грехи. – Он хихикнул. – Давайте, Джен, не стесняйтесь… Вы дорожите каждой последней секундой жизни, правда? Потом я задерну занавеску и…
Она намылилась, подняв лицо под струи.
– Вы прелестная маленькая актриса, мисс Дженнифер. Я видел, как хорошо вы сыграли эту сцену. Я наблюдал за вами в тот день.
– Благодарю, – произнесла она, сама удивляясь, что способна говорить. Она была так испугана. Но это хорошо, она должна отвечать ему. Так она тянет время. – Так, значит, это вы были там? В тот день, когда мы снимали эту сцену… Вам удалось пройти на закрытую съемку?
– Каждый знает, что я служу у вашей матери. Они не остановили меня. А потом я спрятался за стойкой бара. «Прима Пьятти», то есть в декорации, я хочу сказать, – с энтузиазмом рассказывал он.
– Я догадалась тогда, что вы там.
– Конечно, вы поняли, что я там. Я имею в виду, теперь вы знаете, что это был я. Вы играли бы еще лучше, если бы я режиссировал. Но мы все это исправим, не правда ли? Сейчас…
– Вы самый настоящий псих.
– Повернитесь кругом. Медленнее. И не смотрите так испуганно. Вы еще не знаете, что вам что-то угрожает. Пока не знаете.
– Вот так?
Боже, она играла с его больным сознанием. Нет…
Да. Она дорожила каждой секундой жизни. Она хотела жить, выжить. Она хотела узнать, любит ли она Конара по-настоящему и любит ли он ее? Она хотела иметь детей, которых так ждала ее мать. Она хотела быть рядом с Эбби и убедиться, что у нее есть шанс на нормальную, полную жизнь…
Эдгар подмигнул ей.
– Хорошая девочка. Послушная. Так, теперь поднимите волосы… вот так, хорошо.
Он отпустил занавеску. Струйки воды стекали по пластику. Она видела его тень и то, как он потянулся за ножом.
Она протянула руку, ее пальцы крепко обхватили большую тяжелую бутылку бальзама для волос. Всего-навсего пластмасса, но это единственное, что имелось под рукой.
Штора поползла в сторону.
Он стоял наготове. Правая рука поднята, на лице – выражение безумия. Голова откинута назад, тело изогнуто, нож зажат в руке.
Полный ярости крик вырвался из горла Джен, и она ударила его бутылкой по лицу.
Нож взметнулся вверх, разрезая воздух.
Он замахнулся снова. Она закричала, видя, что он устремился к ней.
Она кричала и кричала, вжавшись в стенку ванной. Эдгар тянулся к ней, нож завис… Но вдруг в его единственном глазу мелькнуло что-то странное.
Затем она увидела кровь, тонкими прожилками она растекалась по стенке ванной.
Кровь пузырилась на его губах.
Он повалился вперед, пытаясь ухватиться за нее. Она резко вскрикнула, но нож скользнул мимо. Эдгар тяжело рухнул на пол.
В дверях стоял Конар с пистолетом в руке. Эдгар был мертв.
Конар смотрел на нее, его лицо было такое же белое, как и ее.
– Ты говорила, чтобы в следующий раз я прихватил пистолет? Я забыл, но благодаря Эдгару… – Он затих, молча глядя на нее. Вода продолжала бежать. Кровь растекалась по ванной.
– Боже мой, Боже мой… – шептал Конар, его трясло. Он положил пистолет. Она переступила через тело и упала на его протянутые руки.
В эту же ночь Хью Таненбаума выпустили из тюрьмы.
Несмотря на поздний час, он сразу поехал в Грейнджер-Хаус. Конар и Дженнифер были одни. Дрю и Дага увезли в госпиталь на обследование.
Хью ни на кого не сердился. Он был на удивление кроток и молчалив.
Этим утром он начал курс лечения от алкоголя.
По его словам, он любил Эбби. Любил их обеих и надеялся работать с ними в будущем. А пока он законсервирует все проекты и отправится отдохнуть на Таити.
Конар уговаривал Дженнифер снять номер рядом с госпиталем Эбби. Полицейские оккупировали ванную Дженнифер, и она понимала, что не сможет жить и спать здесь в ближайшее время.
На следующий день Конар разговаривал с Джо Пенни, Джимом Новаком и Энди. Ему и Дженнифер нужно на время уехать. Всего на неделю. Они могут пока работать без них или вправе разорвать контракт.
Они получили эту неделю.
Даг приехал их навестить.
– Все это был самый настоящий Голливуд, – сказал Даг, обнимая их обоих.
– Ты думаешь? – спросила Дженнифер.
– Чистая Агата Кристи. Подумать только, как много раз мы могли сказать: «Это сделал дворецкий!»
К воскресенью Эбби закончила все свои тесты и была готова к операции. Они втроем отправились на неделю в Монтану. Горы, леса, озера… Совсем другой мир. Там уже чувствовалось приближение осени… Дрю сопровождал их, стараясь ни на секунду не оставлять Эбби одну. Его не покидало чувство вины: как он не догадался раньше? Почему не поинтересовался серьезнее историей старого дома?
Эбби успокаивала его. Глупости! Ведь он ее верный старый друг.
