Но было поздно. Она повесила трубку.
Тетя Вилли стояла рядом. Она протянула ему связку ключей:
— Это ключи от Джулианиной фашистской машины, — пояснила она. — Конечно, у нее могли быть вторые, и она сама могла уехать на ней, но вряд ли. Эти я нашла в ее комнате. А она сейчас в Вермонте.
— Откуда вы знаете?
— Знаю, и все.
— Что? Менестрель? — спросил он, и его темно-карие глаза сверкнули. — Черт! Как же я сразу не догадался! Он у Джулианы, да?
Мне вовсе не нравятся бриллианты. Ну конечно, голубушка.
— Поезжайте в Вермонт, — сказала Вильгельмина.
— Постойте, откуда я знаю, может, вы просто хотите отделаться от меня?
Он не забыл про одинокую кошку. Вильгельмина вздохнула, и в ее выцветших глазах мелькнуло волнение.
— Вы же любите Джулиану, верно? — спокойно спросила она. — У такого мужчины, как вы, не может быть много женщин. Такие всю жизнь ждут, а когда появляется та, которая им нужна, они с одного взгляда понимают это.
Все нутро кричало ему, что старуха права, но он раздраженно пробормотал:
— Господи помилуй!
— Вы все равно не поверите мне, если я брошусь уверять, что совсем и не думала отделаться от вас, — продолжала она. — Но поймите, мистер Старк, я вижу, что вам совсем небезразлична Джулиана. И я не могу допустить, чтобы с ней случилась беда. Она — последняя из рода Пеперкэмпов. Сейчас не вы должны доверять мне, а я вам.
— Могу поспорить, на свете не так уж много людей, которым вы доверяете.
Она равнодушно пожала плечами.
— Да, вы правы.
Мэтью коротко рассказал ей про нож и про де Гира, но она даже если и удивилась, то ничем не выдала своих чувств. На прощание Вильгельмина сообщила ему адрес гаража и дома Джулианы в Вермонте — а Старк догадался, что она затеяла мытье полов, после того как основательно перешерстила всю квартиру — и выпроводила его за дверь. Он успел напомнить, чтобы она не забывала о соглядатае на другой стороне улицы. Старку удалось убедить ее, что он держит ситуацию под контролем.
— Да, думаю, вы могли бы пережить оккупацию, — сказала она.
Старк знал, что в устах Вильгельмины Пеперкэмп это была величайшая похвала.
— Я отдам вам Менестреля, — сказала Катарина, склонившись к Блоху, когда увидела, что машина свернула на Западную Централ-Парк-авеню. Она поглаживала сломанную руку, пытаясь унять нестерпимую боль. Рука страшно распухла. Ах, мама, подумала она, и слезы выступили у нее на глазах, какой же сильной ты была! Блох сидел впереди рядом с шофером, а она — сзади, вместе еще с одним подручным Блоха. Шофер и ее сосед были не такими юными, как Петерс, и ни один из них не выказал ей ни малейшего сочувствия. — Не нужно вовлекать в это других.
Его холодные, прозрачные серые глаза скользнули по Катарине.
— Здесь решения принимаю я.
— Если вы впутаете в это дело мою дочь или сестру, то не получите Менестреля. — Она уже не замечала боли. — Мне все равно, что вы сделаете со мной.
— Зато вам не все равно, что будет с ними. — Блох отвернулся. Он все еще злился на себя за то, что не прикончил де Гира. Надо было пристрелить Голландца, но его остановила безумная, страшная решимость, которую он прочел в глазах де Гира. Теперь уже неважно, что де Гир мог добыть для него алмаз. Ну да ладно, пока надо забыть о нем; у него куча других забот. Он добавил, не глядя на кондитершу:
— Я привык использовать все возможности.
Катарина почувствовала, как бешено бьется сердце. Ей не хватало воздуха, и она почти теряла сознание. Скоро они будут у дома Джулианы. Ей остается только надеяться, что Хендрик спрятал дочь. Хендрик… Опять она доверила ему судьбу близких людей. Но разве у нее был выбор?
А был ли у нее выбор тогда?
Она посмотрела в окно и увидела огни Центрального парка. Джулианы и Вильгельмины не будет дома. Она отчаянно надеялась на это. Но на всякий случай еще раз обратилась к Блоху.
— Сержант Блох, вы теряете время. Мы можем прямо сейчас поехать за Менестрелем.
— Да, можем, — раздался отвратительно резкий голос. — Но не поедем.
Вильгельмина намазала маслом кусочек хлеба. Но разве это масло! Джулиана предпочитала обезжиренный, пресный маргарин без холестерина. Старой голландке он показался отвратительным. Она нашла в кухонном шкафу кусочек шоколадной плитки и раскрошила ее на хлеб. Ну вот, теперь вполне съедобно.
Позвонил консьерж. Он сообщил, что внизу стоит некий Хендрик де Гир, который хочет видеть Вильгельмину Пеперкэмп. Конечно же, он уже должен знать, что она здесь, и, разумеется, не станет выдумывать себе других имен или пытаться тайно проникнуть в дом. Он слишком хорошо знает ее. Он знает, что она его впустит.
Раздался звонок. Вилли прошла в прихожую и открыла дверь. Она хорошо держалась и спокойно смотрела на де Гира. Все такой же — крепкий и сильный. И глаза такие же голубые. На секунду их взгляды встретились. Но тут она заметила, что он тяжело дышит, и снисходительно улыбнулась.
— Никак стареешь, Хендрик?
Он ответил ей по-голландски.
— Вилли, ты любишь действовать мужчинам на нервы.
Он до сих пор называл ее Вилли. Именно он почти шестьдесят лет назад придумал для нее это имя.
— Я действую на нервы всем. Входи.
Она повернулась к нему спиной и направилась в гостиную, всем своим видом давая понять, как мало ее интересует, что он там делает. Джоханнес умер, сестра исчезла. А Джулиана поехала за Менестрелем. Незачем оглядываться назад. Нужно смотреть вперед.
Хендрик прошел за ней в гостиную и, остановившись у аквариума, стал рассматривать рыбок.
— Она очень странная, правда? Непредсказуемая и сильная. — Он повернулся к Вильгельмине, стоявшей у рояля. — Я думаю, это в ней от Пеперкэмпов.
Вильгельмина отложила хлеб с шоколадом, ей расхотелось есть.
— Ты всегда была сладкоежкой, — заметил Хендрик.
— Одна из моих слабостей.
— Сладкое и цветы.
Она пожала плечами, но его слова заставили ее вспомнить о своей маленькой квартирке, о повседневных заботах. Когда она вернется домой, цветы, наверное, уже засохнут. Она никого не попросила приходить и поливать их, пока она будет в отъезде.
Хендрик смотрел на нее.
— Мы с тобой могли бы хорошо зажить, если бы не война. Мы бы ладили друг с другом.
— У меня маленькая квартира в Дельфшейвене, и я решительно не могу представить, чтобы мы жили там вместе и ты занимался бегониями.
— А мы не обязательно жили бы там. Может, у нас была бы яхта, и мы проплыли бы на ней по семи морям.
— Ты все такой же. Мечтатель, — насмешливо сказала Вильгельмина.
