– Семьдесят рублей, как договорились, – пробурчал шофер.
Замешательство пассажира он расценил по-своему: небось толстяк по второму кругу торговаться начнет…
– Подожди, командир, – отмахнулся Валера и внимательно, до рези в глазах, впился взглядом в окна квартиры. И увидел: в комнате мелькнула чья-то осторожная тень…
Решение полковник Ходасевич принял мгновенно. Протянул водителю две сотенные бумажки:
– Переигрываем. Трогайся, езжай прямо. Со двора есть еще один выезд.
Голос его, похоже, прозвучал начальственно и грозно. Во всяком случае, шофер послушно газанул и тронулся с места. И, хотя ям на тротуаре меньше не стало, ехал он теперь явно быстрей.
Когда машина подобралась к выезду на улицу, водитель робко спросил:
– Что-то случилось?
Валерий Петрович не ответил. Попросил:
– Слушай, друг… Отвези-ка ты меня обратно.
– Куда – обратно? – не понял шофер.
М-да, соображал он туговато.
– Туда, где я к тебе сел. На Сельскохозяйственную улицу, – терпеливо пояснил Ходасевич.
– Что-то дома забыл? – догадался водитель.
– Считай, что так, – отмахнулся полковник.
Закурил и отвернулся от надоедалы.
Может быть, он перестраховывается? Скорей всего.
Надо бы позвонить, спросить, в чем дело… Но звонить из машины не хотелось. Совсем ни к чему, чтобы водила – вон, ушки на макушке – слушал их разговор с Гараняном. Да и рано еще, зачем зря булгачить человека.. Он позвонит ему из дома.
До Сельскохозяйственной ехали долго.
– В час пик попали, – констатировал водитель. – Надо бы надбавку, за сложные условия…
– Нет сегодня часа пик. Воскресенье, – хмуро откликнулся Ходасевич.
Вымогателей он не любил.
– Где остановить? – пробурчал шофер.
– Там же, где я к тебе сел, – повторил Ходасевич. – Не доезжая до продуктового магазина.
Валерий Петрович прекрасно знал, что от магазина отлично просматривается его двор.
Поднимаясь по ступенькам продуктового, Ходасевич бросил взгляд на свой дом. И сразу увидел ее: черную «Волгу» с тонированными стеклами. Машина стояла точно у его подъезда.
Ходасевич остановился как вкопанный, чем вызвал неприкрытый гнев идущей сзади бабули. Она злобно выкрикнула:
– Чего встал, толстый пень?!
– Простите… – пробормотал Ходасевич.
Бабка – кажется, она ожидала ссоры – взглянула на него удивленно. А Валерий Петрович, галантно пропустив ее в дверь, как мог быстро спустился с магазинного крыльца.
По дороге как раз неторопливо следовало такси.
Ходасевич пропустил его. Поднял руку перед следующей машиной. Попросил:
– До метро.
– Пятьдесят, – гадко ухмыльнулся шофер.
Торговаться времени не было.
* * *
Спускаться в метро Валерий Петрович не стал.
Присел на лавочку в загаженном скверике у станции и достал из внутреннего кармана сотовый телефон.
Мобильник ему подарила Таня, хотя он ее и отговаривал: «Зачем мне сотовый? Все равно будет валяться без толку. Да под мои габариты и аппарат не найдешь…» Он взял изящную Танину трубочку и сделал вид, что его толстые пальцы никак не попадают по клавишам, а Таня весело хохотала… Отсмеявшись, падчерица тогда пообещала:
– Я тебе все равно телефон куплю. Огромный, по спецзаказу.
– Татьяна, не смей? – шутливо прикрикнул на нее Валера. – Будешь еще деньги тратить на всякую ерунду!
– Да какие там деньги! – ухмыльнулась Таня. – Я тебе знаешь какой подарю? Кондовый, первого поколения. Такие в секонд-хенде продаются. Стоит гроши, долларов десять. Потому что немодный. Зато кнопки огро-омные…
И действительно подарила – здоровый, с виду – почти стационарный аппарат. Он нещадно оттягивал карман и вызывал веселое оживление у пижонствующих подростков. Но Ходасевича эта модель вполне устраивала. По крайней мере, по кнопкам он попадал без труда. И даже сейчас, хоть и волновался, номер полковника Гараняна набрал с первой попытки…
* * *
Этот опер был вежливым – будто юный Шарапов – Конкин из «Место встречи изменить нельзя».
И одет совсем не в духе времени: свежая рубашечка, галстук, светлый костюм. Голос тихий, вкрадчивый: «Присядьте, вот вам водичка…» Дал ей носовой платок – белейший, отутюженный. Глянцевая картинка. Нет – лакированная, надоедливая рожа.
Тамара с трудом понимала, чего хочет от нее этот молодой человек. Почему его лицо то и дело искажается гримасой нетерпения.
– Я уже все рассказала, – обреченно повторяла она и размазывала по лицу слезы чужим наглаженным платком.
Но чистенький мальчик никак не хотел оставить ее в покое.
– Еще пять минут, Тамара Аркадьевна. Пожалуйста, возьмите себя в руки – и мы закончим наш разговор…
«Мне теперь не о чем говорить. Ни с кем. Ни о чем».
А опер тем временем терпеливо повторял вопрос:
– Вы мне так и не объяснили… Почему вы оказались на даче, а ваш супруг остался дома? Такое бывает часто?
«Такого больше не будет. Никогда».
Слезы текли сами собой, смешивались с водой, вода становилась соленой.
– Пожалуйста, Тамара Аркадьевна. Возьмите себя в руки. – Мальчик тактично отворачивался, чтоб не видеть ее рыданий.
«Он все равно не отстанет…» И она выдавила:
– Обычно мы ездили вместе… Но в этот раз он сказал, что ему нужно побыть дома. Срочная работа.
– Что за работа? – вскинулся юноша.
– Господи, ну откуда же я знаю! Говорила же вам: он никогда ничего не рассказывал.
– Хорошо, Тамара Аркадьевна. – Мальчик сделал очередную отметку в блокнотике. – Итак, вы приехали с дачи рано. – Он сверился со своими записями. – Если быть точным – в семь тридцать утра. Скажите, пожалуйста, – с чем связана такая спешка?
Его глаза впились в нее, как пиявки.
«Он подозревает меня, – поняла Тамара. – Ищет, за что бы зацепиться».
Ей вспомнилось, как муж говорил про таких – молодых и бестолковых: «Роют они, роют, да только ничего не нароют!»
– Я соскучилась по нему, – ответила она мальчику. – И решила приехать. Покормить мужа завтраком. Он же никогда сам не поест, если его не покормишь…
– Значит, вы, – юноша недоверчиво уставился ей в лицо, – специально ехали из Краскова.., двадцать минут только на электричке.., чтобы приготовить мужу завтрак?
– Да, именно так, – устало ответила она. – И еще я думала: может, удастся уговорить его поехать со мной на дачу… Он сказал, что в субботу – никак, а в воскресенье – может быть…
И она добавила то, что ее муж, будь он жив безусловно, назвал бы лишней информацией:
– Господи, почему я его не уговорила?! Почему не настояла?! Ведь если бы.., если бы мы уехали оба…
Тамара снова заплакала, закрыла лицо руками.
